Кораллы, пахнущие йодом,
И, для осенней непогоды, —
В березовый обхват свеча!…
Тебе принес свои дары,
Слепую страсть, мужское пламя,
И пальцы унизал перстнями,
И обнимал ночами, днями,
Годами напролет, веками…
Зачем, осыпана огнями,
Меня любила – до поры?!
Куда идешь? Там черный ветер
Вмиг путника повалит с ног.
Там зимний небосвод жесток.
Там Альтаир, слепящ и светел,
Струит морозный дикий ток.
Так все погибло. Избы стынут.
Покрылись сажей города.
Хрустит оконная слюда.
Там Огнецвет из сердца вынут.
Там – ничего. Там – никогда.
Огонь и Ветер. Звезда. Вьюга.
Я понял… Звездам ты сродни…
Зачем узнали мы друг друга?!…
Остановись! Повремени!…
И так Царица отвечала,
И на груди блестел гранат
Кровавой вязью:
– Я познала,
Что в мире нет пути назад.
Тебя любила и ласкала —
Как две зверюшки, бились мы
До слез, до смеха, до оскала —
Так страсть кинжальная сверкала
На голубых шелках зимы!
Ты, царь… мне был всего дороже.
Мой Бог. Мой Муж. Мой Человек.
Твоей любимой смуглой кожи
Жар – на моих губах… навек…
С тобой мы жили не тужили!
Но с Севера летят ветра.
Печать на сердце положили.
И я почуяла: пора.
Царь! Я другого полюбила.
Но, сожигая все мосты,
Зрю: далеко еще могила,
Полна звериной дикой силы,
В победном блеске красоты,
Я говорю: утешься, милый,
Не плачь! Он – это снова ты!
Ты! Ты! Кого б ни обнимала
В вертепах, избах и дворцах,
Кого бы телом ни сжигала,
Кому б душою ни дышала
В Луну полночного лица, —
Все ты, мой Царь! Твоя навеки
Пребудет надо мною власть.
Сомкну ли старческие веки —
Вновь мы с тобою – человеки —
Справляем праздник: свет и страсть…
Люблю! Но ухожу! По соли
Дороги зимней – под пятой,
По нашей лученосной боли,
По нашей ярости святой…
Прощай! Заветные каменья
Твои – вовеки не сниму:
Топах пылает в исступленье,
Рубина кровь течет во тьму…
Прорежут медный лик морщины.
Избороздится гладь чела.
Сочту: то камни – иль мужчины,
С какими в мире сем была?…
Забуду всех! Перебирая
Объятий каторжную сласть,
Узрю: с тобой – преддверье Рая,
С тобой – к бессмертию припасть!…
О Царь!… Иные жгут приделы.
Иные фрески в них… и тьма…
Но я, тебя бессмертным сделав,
Бессмертье обрела сама.
И я уже – звезда, монада.
Мне душно во дворце твоем.
Мне нужен Мир. Его преграды.
Его рогожи и наряды.
Его сапфирный окоем.
Его любовь…
Прощай, любимый!
Соболью шубу мне накинь.
И я уйду – вперед и мимо —
В полночную тугую стынь.
Ветр иссечет лицо нагое.
Ступни изранит жесткий наст.
Уже не стану я другою.
Уже в церквах поют про нас.
Уже ветра поют вокруг
Под звон метелей многострунных…
И вырвалась она из рук
Владыки Трех Миров Подлунных.
Видение жены на космической станции
«И ни ангелы неба, ни духи пучин
Разлучить никогда б не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли!…»
(Эдгар Аллан По)
Я одна в саркофаге немом между звезд —
Соглядатайка ярких миров.
Распустила комета Жар-Птичий свой хвост
Над ларцом лучезарных даров.
Все приборы блестят под моею рукой
Жадной сотней мигающих глаз.
Я одна – меж созвездий – с моею тоской,
Настигающей здесь и сейчас.
Там, в бездонных колодцах, Земля просверкнет
Слезной каплей на черной щеке…
Здесь – замедлило Время свой яростный ход
И дрожит в моей нежной руке.
Заложу я в машину листки… И опять
Выйдет шипом змеиным ответ:
Нет горючего. Век тебе здесь вековать.
Ты одна. И спасения нет.
На экранах обзора – во всю широту —
Как распахнутые крыла —
Кажет Космос нагую свою красоту,
Что алмазом под сердце вошла!
Вот Гиады жемчужною гроздью висят
Над звездой – Красным Глазом Тельца…
Вот Арктура лучи водопадом летят
Во пучину без дна и конца!
Рядом – мрачный Плутон: светит выгнутый бок
Ослепительным синим серпом…
Добирается холод Вселенной до ног,