Трактирщик отвел его в этот сарайчик и пожелал господину бакалавру приятного сна. Потом пожелать приятного сна, знатному гостю пришла хозяйская дочь, но бдительный Вальтер, погнал ее в дом, заранее припасенным колом. Когда пожелать спокойной ночи пришла служанка, Войтеховский послал ее кувшином вина, а потом предложил поведать младой деве несколько душеспасительных историй.
Теперь, служанка тихо посвистывала носом у него под плащом, ее полные белые икры оставались открытыми. У бакалавра искусств, мелькнула мысль, что отправляясь на свидание, она могла, хотя бы выковырять грязь между пальцами.
– Но нет! С этим ничего не поделаешь – эпоха! – Пришел он к заключению и отправился наружу вытряхивать трубку.
Вернувшись, он хлопком по заду, пробудил деву ото сна и отправил на работу. Сам же завернулся в плащ и, как положено ученому человеку, проспал до полудня.
Перед отправкой в дорогу, магистр съел, только, две миски похлебки, которые, в этот раз, были заправлены салом, щедрее, чем вчера, и стал расплачиваться с хозяином. Торговались они долго. Бакалавр пытался всучить Вальтеру итальянские сольдо, но тот знал толк в деньгах и требовал баварские крейцеры. Сошлись на имперской денежной системе. Юрген, в качестве компенсации в разнице курсов между баварской и итальянской валютой выторговал еще кувшин вина, который перелил во флягу. Расстались они весьма довольные друг другом. Вальтер оттого, что такой ученый господин вел себя, с ним, запросто. Юрген был доволен, что первые сутки его пребывания в этом мире, прошли в дружественной и приятной обстановке.
Обстановка в наблюдательном центре объекта «39—1658» была нейтрально-возвышенная. Только госпожа Тауберг была настроена на змеиный лад. Она, в принципе соглашалась с коллегами, столпами мировой исторической науки, по поводу противоречий в общественном укладе вселенной «39—1658», но уже, не сходя с места, копала Войтеховскому ямку.
– Не понимаю, куда он направляется. – Шипела она. – По диспозиции, он должен был идти в Регенсбург. А, он куда завернул?
– Ничего страшного. Выправится. В ту эпоху, прямых путей не было. Назад ведь не повернул. – Успокаивали ее.
– А, почему он на запросы не отвечает. Серьгу связи, из уха вынул.
– Возможно, на то есть причины.
– В целом, все идет нормально.
– Нормально говорите?! А, мне показалось, что перед тем, как положить прослушку в карман, он плюнул в микрофон.
– Ну, что вы! Не может такого быть!
– Точно плюнул! А, его безобразное поведение?! Девица – эта?! Несчастное дитя! Мы сможем, по возвращении, привлечь его к ответу, за педофилию?
– Это вряд ли. Местных законов он не нарушал. Все было по взаимному согласию.
– Этой девочке, на вид – не больше пятнадцати лет.
Кавендиш тяжело вздохнул.
– Послушай, Ипполита. Там замуж, в двенадцать, тринадцать лет выходят. В пятнадцать, по двое детей имеют. В Италии и Франции, среди горожанок трудно найти девственницу старше десяти лет. Даже если бы он ее изнасиловал, то не поколебал бы местных моральных устоев. В те времена был такой негласный закон: если деревенская девица позволяет себя догнать, это означает согласие. Он ведь, по легенде, у нас – литовский шляхтич. Ему, по общественному статусу, положено с поселянками баловаться. Программа безопасности никаких нарушений не зафиксировала. Если бы он переступил черту, сработала бы система защиты и все! Его бы укололи и эвакуировали, для разбирательств, на месте.
– Нет! Все-таки он полностью потерял ориентацию. Ну, скажите, куда он опять поворачивает? – Взорвалась Ипполита, тыкая толстым пальцем в монитор.