Отмечаемый специалистами кризис институтов демократии (отсюда понятие «постдемократия») связан еще и с тем, что политическая система перестает зависеть от гражданского участия, на первое место выходят результаты политики, которые берется обеспечивать политико-медийный класс, используя различные технологические механизмы управления, все меньше рассчитывая на собственных граждан и все меньше привлекая их к участию в принятии решений; утрачивается спрос на организованное политическое участие. На передний план выходит политик – менеджер, антрепренер политического рынка, умелый манипулятор настроением масс, действующий по поручению теневых, главным образом экономических акторов, а политический процесс превращается в соревнование конкурирующих групп пиар-специалистов, имиджмейкеров и т. п. [Гоптарева, 2016].

Одновременные действия разнонаправленных факторов, определяющих условия и предпосылки вовлечения в публичность, когда государство вынуждено привлекать граждан к участию в решение публичных проблем, а граждане, не испытывая желания взаимодействовать с государством, не могут без его участия и ресурсов решить эти проблемы, создают сложную мозаику процессов публичной политики, где все определяется соотношением сил и ресурсов сторон «здесь и сейчас».

Проблематика соотношения доверия и недоверия традиционно развивается как область философии человека, а также других наук. На рубеже XX–XXI вв. она входит в сферу интересов истории, социологии, политологии. Фактически учение о доверии и недоверии в политической сфере как особое направление исследований в известной мере меняет научные подходы к политике. Доверие выступает важнейшим фактором социального капитала. Доверие и недоверие становятся обоснованием геополитической ситуации, возникшей в условиях применения санкций к России.

Проблема доверия привлекла к себе внимание исследователей уже в конце XIX в. и характеризуется множественностью подходов в силу разного понимания как ее природы, так и особенностей трансформации в современных условиях. Например, Ф. Тённис, Э. Дюркгейм, Э. Гидденс и другие [Теннис, 1998; Дюркгейм, 2011; Гидденс, 1999] подчеркивали особенность доверия к власти, обращая внимание на то, что ее безличные институты на практике ассоциируются с представляющими их конкретными лицами. Отсюда – утрата доверия к тем или иным институтам власти, которая вполне может являться следствием бездействия, аморальности или коррупционности их руководителей или представителей.

Ф. Фукуяма рассматривал доверие как приверженность индивидов, социальных групп к общей системе ценностей, считая, что успех самореализации конкретного общества зависит не от рыночных принципов и не от приверженности традициям, а от одного, распространившегося повсюду элемента культуры – уровня доверия, существующего в обществе. По его мнению, доверие проявляется как на социальном (доверие к государству и общественным институтам), так и индивидуальном уровнях. Оно «есть ожидание того, что члены данного сообщества будут вести себя нормально и честно, проявляя готовность к взаимопомощи в соответствии с общепризнанными нормами» [Фукуяма, 2004, с. 133].

П. Штомпка ввел понятие «культура доверия», которая становится определяющим фактором в процесс формирования гражданского общества [Штомпка, 2012]. Польский социолог полагает, что доверие есть «ставка» в отношении непредвиденных действий других, а «доверие – недоверие» – способ справиться с неясным будущим, в котором мы не уверены [Штомпка, 2008, с. 326].