С убийцами, конечно, было сложнее. Большинство убийц не попадали ни в какие центры – это была работа для карабинеров и их исправительных камер. Но стоило убийце проявить чуть больше изобретательности – как Анни – и общество готово было согласиться, что именно это убийство – «социально приемлемое» преступление. Из этого Рихард раскручивал хорошие истории, поднимал рейтинги и писал отчеты зеленым торжественным шрифтом, а если Анни еще кого-то убьет – Рихард и из этого сделает трагическую историю о девушке, которой даже лечение не помогло и пришлось обнулить паршивке рейтинг.

А вот из настоящих жертв насилия и растления Рихард предпочитал сенсаций не делать. Говорил себе, что они не умеют вести себя на конвентах, но на самом деле ему претила эта мысль. Одно дело рассказать аудитории мыльную сказку, а совсем другое – трогать настоящие трагедии. Настоящие трагедии были нестабильны и непредсказуемы, настоящие трагедии отчетливо горчили будущими сомнениями и муками совести, и Рихард предпочитал оставлять тех, кто действительно нуждался в помощи, врачам. Идеалистам вроде Леопольда, вот у них хорошо получалось. А перед Рихардом высоких задач не стояло – только сделать так, чтобы у идеалистов была хорошая репутация.

Это хорошо получалось у него.

Часто. Чаще, чем не получалось.

– Хорошо, – прервал его размышления Тодерик. Рихард только сейчас понял, что мистер Ло молчал все это время, и их аватары стояли неподвижно под щелкающим табло, улыбаясь друг другу как идиоты, и каждый при этом думал о своем.

– Сделайте пару анонсов будущего выпуска, объясните людям, что горящие вокруг центра дома вовсе не означают, что поджигатели – наши подопечные. Или придумайте историю – не знаю, скажите, что это такой вид терапии.

Рихард почувствовал, как очки врезались в кожу – наяву он перекосился от удивления так экспрессивно, что у аватара сработал триггер, и усталые глаза персонажа в черных росчерках морщин округлились, как у анимашки. На кой хрен он добавил этот эффект?..

Тодерик никогда не давал советов. И редко говорил умное. Впрочем, это не повод так реагировать – пожалуй, не стоило добавлять столько концентрата в курительную смесь.

Аватар Тодерика вскинул нарисованную бровь.

– Потрясающая идея! – поспешил заверить его Рихард. – Неоценимый совет, позвольте теперь направить пробужденную им энергию в рабочее русло!

Рихард надеялся, что Тодерик поймет, что он издевается. Даже к штрафу был готов. Но чуда не произошло.

– Надеюсь, следующий отчет тоже будет зеленый, – белозубо оскалился Тодерик. – Удачного вам дня, мистер Гершелл!

– Удачного дня, – ответил Рихард пустому пространству конвента.

Тодерик отключился от конференции, а барабан с пластинками продолжал вращаться.

Предчувствия Марш не обманули – она проснулась с красными отметинами от очков и затекшей шеей. И пробуждение нельзя было назвать приятным – первым, что она увидела, было ее собственное лицо, уставившееся на нее серыми глазами, подсвеченными голубым сигналом автосохранения.

– Гадость какая, – с отвращением пробормотала она, стягивая очки.

Нужно взять в привычку выходить из конвента перед сном.

В общей ванной висел плотный пар, пропахший апельсиновым концентратом, – почти все соседи успели проснуться, принять душ и оставить на белом кафельном полу неопрятные мыльные лужи, которые еще не вытерли сердитые зеленые лаборы-уборщики.

Несколько кабинок были заняты. Из одной доносился неритмичный переливчатый вой, и Марш с тоской поняла, что головная боль усиливается на высоких нотах. Она искренне понадеялась, что человек за матовым пластиком бьется в агонии и так пытается позвать на помощь.