– Чтобы выполнить запрос, необходимо подключить гарнитуру.

– Надо же, а я бы не догадалась, – тоскливо пробормотала Марш, нашаривая на полу виртуальные очки.

Она купила их сама, лучшую модель из тех, что были ей доступны. Марш терпеть не могла тратить деньги и не любила их копить, но ради очков специально экономила. Без конвента она, пожалуй, давно бы забрала из социальной аптеки свою именную капсулу мизарикорда, заперлась бы на все замки и уснула бы в этой чудесной темноте навсегда.

Очки привычно сдавили виски и растеклись вокруг глаз амортизирующей подкладкой. Марш не глядя достала трубку и табачный концентрат.

В темноте и в сети ей нравилось еще и потому, что там не было навязчивого блюра повязки. Но прежде, чем созданное ею пространство прогружалось, вокруг сгущался светящийся голубой туман, будто Марш лишилась обоих глаз. В такие минуты горло сжимало паническим спазмом и больше всего хотелось сорвать очки, включить весь свет в комнате, даже старые гирлянды, в которых светилось по три-четыре огонька, зажечь. Она себе не позволяла – для того, чтобы войти в ее конвент, приходилось приносить жертвы. Это и делало его настоящим, не просто набором команд, правильно расставленных в правильном сегменте сети. Черепашка и дырявый веер были молчаливыми свидетелями – то, что никогда не знало жертв, не живет долго.

И спасения от этой жертвы не было, даже у мудрого Леопольда.

Сияние меркло, и вокруг сгущались стены в кремовом шелке, черные оттоманки и высокий ребристый потолок крыши башни.

Марш видела такую комнату в детстве, в одном из слайд-шоу, сделанном из старых иллюстраций. Ей было жаль, что потеряны сказки, для которых рисовали эти картинки, но теперь она могла оживить хотя бы их отголоски.

Стрельчатые окна, клубящаяся серость за прозрачными звонкими стеклами. Марш больше не чувствовала жесткой подушки под затылком, и тика, и даже запаха каминного тепла. Остались только табачная горечь во рту и легкий звон в голове от электронной трубки с расслабляющим концентратом, которую она машинально подносила к губам там, наяву. Если бы она захотела – смогла бы смотреть обоими глазами, повязка синхронизировалась с виртуальным пространством. Но она хотела быть предельно честной. Здесь. Только здесь.

– Я пришла, – растерянно сказала она, глядя, как в сером тумане за окном мелькают сгустки теней.

– Я знаю. С кем ты сегодня говорила?

Марш медленно обернулась. Она нуждалась в этой иллюзии, нуждалась больше, чем в оставшемся глазе, но каждый раз ей приходилось бороться с собой, чтобы посмотреть на созданный ею аватар.

Еще пять лет назад ей не нужен был аватар, чтобы увидеть эту девушку. Выкрашенные в зеленый волосы, серые глаза – оба серых глаза. Она не знала ничего о проволоках под кожей, не знала, как пахнет на пустыре после взрыва, и никогда не ставила своих монограмм на паучков-подрывников.

Никогда не подводила Леопольда Вассера.

Куда проще было видеть эту девушку в зеркале, а не в приватном конвенте, но Марш не делала как проще.

– Я говорила с Даффи, Освальдом и Иви, – глухо сказала Марш, опускаясь на оттоманку. – Пообещала им, что после взрыва они будут популярны. И еще, что они смогут… сделать что-то значительное. Высказаться.

– Ты молодец, – улыбнулся аватар. – Ты делаешь хорошее дело – им правда нужно дать возможность говорить. И нужно, чтобы они привлекли к себе внимание. Не переживай, им не обнулят рейтинги – все давно поняли, что нужно поддерживать очками симпатий смелые конвенты и акции, иначе их будет становиться меньше. И покрывать репутационные потери. На самом-то деле никому не хочется всю жизнь сидеть на желтых пуфиках в «Розочках и канапе» и слушать про кофе из мела и пыли.