В очередной раз услышав её причитания, Матвей, вздохнув, опустил на пол глиняные кувшины, наполненные водой, и, медленно сев, тихо ответил:

– Мам, ну не могу я без дела просто так на печи сидеть. От такого я ещё сильнее заболеть могу.

– Ты чего несёшь-то, сынок?! – всплеснула женщина руками. – Это когда ж было, чтобы человек на пустом месте заболел, ничего не делая?

– Эта болезнь, мама, ленью называется, – усмехнулся парень. – Я и так ленивый, а тут, ежели совсем разленюсь, так после и вовсе работать не заставишь.

– Это ты-то ленивый? – растерялась Настасья.

– Уймись, мать, – не удержавшись, рассмеялся Григорий. – Шутит он, а ты поверила. А что до лени, так то правда. Тело ежели не двигается, очень быстро напрягаться отвыкает. Вспомни, как я после ранения ещё два месяца по двору еле ползал.

– Нашёл чего вспоминать, – фыркнула Настасья. – Тебя тогда вообще едва живого привезли. Думала, схороню.

Чуть слышно всхлипнув от нахлынувших воспоминаний, женщина подошла к мужу и, погладив его по щеке, тихо добавила:

– Из тебя тогда пять пуль вынули, а его одной зацепило. Нашёл, что сравнить, дурень, – и вопреки своему же заявлению, поцеловала в щёку. – Ладно, казаки, делайте, как сами знаете, – вздохнула она и, махнув рукой, отправилась на кухню.

Проводив её взглядом, кузнец тепло улыбнулся и, повернувшись к сыну, проворчал:

– Ты б и вправду полегче пока. Не ровён час, потянешь чего в спине, греха не оберёшься.

– Надо бы к деду Святославу съездить, – подумав, высказался Матвей. – Пусть спину мне глянет. Может, можно уже хоть что-то делать?

– Тоже верно. Добре. Завтра с утра поедем, – подумав, решительно кивнул Григорий.

Утром, накидав в дроги побольше соломы, он застелил её буркой и, уложив Матвея на этот импровизированный матрац, вывел дроги на улицу. Парень, помня, что в степи найти приключения на ровном месте проще, чем иной раз воды попить, сунул револьвер в кобуру, а патроны россыпью ссыпал в кожаный подсумок. Брать с собой карабин и ножи смысла не было. Стрелять из такого оружия ему ещё было недоступно, как и бросать ножи с достаточной силой.

Крепкий каурый жеребец легко разогнал дроги и, выбравшись на тракт, пошёл спокойной, ровной рысью. Лёжа в дрогах, Матвей с интересом оглядывал степь, вспоминая, как буйно цвела она весной. До хутора казаки добрались быстро. Дед Святослав вышел встречать гостей к воротам и, едва рассмотрев, кого это принесло, без единого слова распахнул створки. Дождавшись, когда кузнец спрыгнет на землю, старик крепко пожал ему руку и, обойдя дроги, с лукавой улыбкой спросил, разглядывая парня:

– Что, не терпится тебе, казачок? Небось думаешь, как бы побыстрее от боли избавиться?

– Невелика загадка, – усмехнулся Матвей в ответ. – Небось по молодости и сам таким был.

– Да уж, по молодости всякое бывало, – рассмеявшись, согласился старик, крепко хлопнув его по плечу. – В дом ступайте. Я пока самовар спроворю.

– Я управлюсь, дядька, – поспешил заверить Григорий, направляясь к поленнице.

– Добре. Самовар в доме стоит. Ну, да ты и сам знаешь. А ты, Матвей, в дом ступай. Раздевайся да на лавку лицом вниз ложись. Там как раз овчинка постелена.

Кивнув, парень не торопясь поднялся на крыльцо и, войдя в хату, невольно остановился, едва переступив порог. Как так получалось, он не понимал, но внутри дом всегда казался больше, чем снаружи. Это он заметил ещё в первый раз, попав сюда. Широко, светло, тепло и уютно. Именно так он мог бы описать этот дом словами. Автоматически бросив взгляд в красный угол, Матвей увидел вместо икон крошечный огонёк лампадки.