– Может, лучше по пивку? – предложил Авдей. – Больно ты квелый какой-то. с похмелья маешься?

– Его из электрички выбросили.

– Ничего себе, – присвистнул Авдей. – Это что, ты полтораста километров пешком чесал?

– Всего часа два по лесу шел.

– От же оно как, – изумленно переглянулись.

– Ну ты скороход, – сделал вывод Михась.

– Его хорошо за добавкой посылать, – кивнул Авдей и напоследок пнув ужицу, свернул сверток в скатку и закинул на плечо, став похожим на товарища Сухова. – Только сапоги чугунные отлить надо.

– Или ногу к уху привязать, что бы всю Землю в три шага не перешагнул, ха-ха-ха, – от души засмеялся Михась и, подхватив меня под локоть, потащил следом за смеющимся Авдеем.

За углом дощатого замшелого сараюшки обнаружилась стоящая на дне большая деревянная бочка, окруженная тремя стоящими бочонками поменьше.

– В аккурат, – Авдей снял с бочки крышку, закинул сверток с ужицей, засунул внутрь бочки правую руку, пошарил. Достал одну за другой холодные поллитровые бутылки с «Балтикой 4», протянул нам. – Бонус еще, дети мои, – вытащил и всучил по большому вяленому лещу. – Холодное пиво – мировое диво, – достал бутылку и леща для себя. Накрыл бочку крышкой, поставил на нее пиво и положил леща, взгромоздился на бочонок. – Ну, вздрогнули, – сорвал ногтем крышку и положил на бочку.

– Будем, – Михась открыл бутылку зубами, тоже положил крышку на бочку.

Я достал из кармана старый складной нож, подаренный еще на десять лет и открыл бутылку. Крышку тоже положил на бочку – вдруг, у них тут так принято? Зачем нарушать местные обычаи? Хлебнул пива – хорошо.

– Она не сбежит из бочки?

– Ты что, совсем того? – улыбнулся Авдей. – Из этой бочки ни одна ужица ни в жизнь не сбежит.

– Эт точно, – кивнул Михась и надолго приложился к бутылке.

– Ужица – это что?

– Ужица – это ужица, – Авдей укоризненно покачал головой. – Стыдно не знать, молодой человек.

– Нонешняя молодежь даже латыни не знает, – поддакнул Михась, – где уж ей за ужицей угнаться? Да ты не боись, земляк, – хлопнул меня по плечу, – мы не жадные, ты за помощь свою долю получишь.

– Их покупают?

– Бери выше, – показал вверх, в голубое майское небо, – почитай, на вес золота берут.

– Да? – я снова отхлебнул. Странно, ощущение, что пиво в бутылке не кончалось. – Круто. А зачем их покупают?

– Сие тайна великая есть, – поскучнел Авдей, – доступная немногим, да и то, полорогим. Не грузись, пей пиво, да радуйся жизни. Кстати, пиво в счет награды. Почитай, авансец небольшой.

– Спасибо.

Какое-то время пили молча, закусывая лещами.

– Оно что, не кончается? – не выдержал я.

– Догадливый, – Авдей щелкнул моего леща по морде, – почти как кот Матроскин.

– Как такое возможно?

– Про бутылку Клейна слышал?

– Слышал.

– Вот это она и есть, только с пивом.

– Там же поверхность одностороння, и при чем тут объем? И я видел их, форма совсем другая.

– Ты же видел в трехмерном пространстве, а в руках держишь ту, что построена в четырехмерном. Она пиво напрямую с завода тебе подает.

Я смотрел на него, не зная, как реагировать на этот бред:

– И как такое возможно?

– Я откуда знаю? – он пожал плечами. – Я те что, физик?

– Капица, ха-ха-ха, – жизнерадостно засмеялся Михась, – академик Сахаров, профессор кислых щей.

– Не вижу повода для смеха, – отрезал я.

– А ты что же? – Авдей подозрительно прищурился и, сморщив нос, принюхался. – Небось думаешь, что мы тут плюшками развлекаемся?

– Он думает, – поддержал Михась, – мы тут пиво пьем.

– Разве нет?

– Нет, человече. Мы тут важными делами занимаемся. Михась, покажи ему.

– Сейчас, – встал, ушел в сарай. Выволок оттуда старинный осциллограф с натянувшимся следом толстым, с руку толщиной, черным кабелем в резиновой изоляции. Плюхнул прибор на загудевшую бочку. – Вот, видишь?