Равнодушие преподавателей объяснялось очень просто: для них травля казалась пустяком. Меня не били. Не воровали вещи. Если ребята смеялись надо мной при учительнице, шутка воспринималась ей как способ привлечь моё внимание, не более. Зато в коридорах меня могли толкнуть, обозвать или отнять книгу. В тот период у меня начались панические атаки.

Своим родителям я ничего не рассказывала – не верила, что они помогут мне. Что сделает папа? Придёт и начнёт кричать на всех матом, источая запах перегара, будто дракон? Станет ещё хуже. А моя тихая мама? Она даже не придёт. Скажет, чтобы я не обращала внимания… а я и так старалась не реагировать на издевательства. Но это не помогало. Потому что это не выход.

В итоге я стала собственной тенью. Больше не поднимала руку на уроках – отвечала, лишь когда спрашивали. На переменах утыкалась в книгу или телефон, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Перемещалась по школе, избегая столпотворения, держалась ближе к учителям.

Так прошёл год. А в одиннадцатом классе к нам пришла Анита. Её посадили за мою парту, потому что место рядом со мной всегда пустовало. Она светилась уверенностью, блистала роскошными чёрными волосами и стильным нарядом. Ей было плевать на других ребят.

Мы быстро нашли общий язык. Мне казалось, она заразила меня своей решительностью. С ней мои плечи расправились, а глаза перестали искать пол. Я активно помогала ей с учёбой, а она давала мне советы по уходу за собой, выбирала мне более подходящую одежду и поддерживала, если меня вконец одолевало отчаяние.

Пару раз она дала отпор одноклассникам, пытавшимся меня задеть, но не стала изгоем, как я. С ней общались, звали на вечеринки, а она держала дистанцию, изредка появляясь на тусовках, и продолжала проводить время со мной. Мы много гуляли, обсуждая парней, и вместе готовились к выпускным экзаменам. Травля прекратилась, меня просто перестали замечать. И это было лучшее, что могло произойти со мной в этой ненавистной новой школе.

Ворочаюсь ещё несколько минут, но сон не идёт. Аккуратно спускаюсь по лесенке, пытаясь не разбудить подругу. В каком же состоянии она вернулась, что даже не стала смывать макияж?

Ребята сидят на кухне, я бросаю им «привет», пробираясь к ванной, и краем глаза замечаю, что Даня мрачнее тучи. Наскоро ополаскиваюсь под струями тёплой воды. Стараюсь не думать о том, что стою полностью обнажённая всего в трёх метрах от парней. Нас разделяет лишь стена и хлипкий шпингалет на двери. Однажды я к этому привыкну.

Высушив волосы, которые вечно напоминают мне львиную гриву, иду завтракать. Ребята, вопреки моим надеждам, всё ещё за столом.

– Как дела? – беззаботно спрашиваю я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Чайник горячий, и я бросаю пакетик в любимую голубую чашку. Оборачиваюсь, не слыша ответа на вопрос.

– Даня не в духе, лучше ничего ему не говори, – советует Арс.

– Почему? – вырывается у меня.

– Не твоё дело, – со злостью буркает Данил.

Замираю.

За что он так со мной? Не понимаю, где я успела провиниться…

– Эй, она-то тут при чём? – усмиряет друга Арсений. Только это, кажется, было лишним…

Данил поднимается, с грохотом задвигает стул и бросает свою кружку в раковину, отчего я вздрагиваю, а остатки кофе разлетаются по настенной керамической плитке. Затем размашистыми шагами удаляется в свою комнату, на ходу показав Арсу средний палец.

– Не бери в голову, – успокаивает тот, считывая моё недоумение. – Его вчера Алёна бросила.

Я не знаю, как относиться к этой новости. Мы знакомы с парнями всего пять дней. Я ни разу не видела Алёну, только слышала её смех за стеной, а ещё в курсе, что они уже пытались разойтись.