В самом начале трапезы я ещё пытаюсь следовать золотому правилу: «Настоящая леди должна есть, как птичка: клюнуть – и отойти в сторону!» Но невозможно не попробовать сладко-кислые упругие грибочки с хрустящей солью и свежей зеленью, нежную маслянистую форель, не потянуться за очередной, расползающейся под пальцам от собственной нежности, пресной лепёшкой с сырной корочкой… О, чтоб мне пропасть! Никогда ещё у меня не было такого аппетита.

С сожалением отодвигаю пустую тарелку. Разум говорит, что ещё немного – и я облопаюсь, зверь по имени жор требует добавки. Выигрывает сытость: заставляет течь мысли лениво, неторопливо, а заодно и ухватить за хвостик последнюю.

– Я вот что-то не поняла, – заявляю подозрительно, – а что там Виташа намекал на будущих оборотников? Он, часом, не подумал, что у тебя тут целый гарем? А третьего кольца у тебя в заначке не припрятано?

– А то, что мы с тобой с некоторых пор одной крови – забыла? – Аркадий посмеивается. – Всё правильно он определил. Да давно свой прижившийся Дар почувствовал, просто молчу из скромности. Не бойся, не помешает. Не ты сама, так твои ребятишки перекидываться смогут.

Я роняю салфетку.

– Это кто же у меня родится с таким набором аур? Аркаша, а это нормально?

– Кто родится, тот и сгодится. Некроманты и сами могут перекидываться, это ты, наверное, уже знаешь; да и в воинах кое-что бывает заложено… Хорошая смесь получится, гремучая. Тут это часто случается. Вот у нас с Ло тоже трудно предугадать, кто получится: если к моим основной и ведунской ауре прибавить амазонскую… Подозреваю, будет у нас малолетняя оторва-валькирия, и устроят мне мои девчонки развесёлую жизнь.

Он жмурится, как большой сытый кот. Благосклонно кивает Виташе, который заставляет стол розетками со свежей ягодой – малиной, клубникой, ежевикой, садовой земляникой. Поколебавшись, присовокупляет ко всеобщему великолепию добрую плошку мёда. Оставляет два серебряных чайника и с лёгким поклоном удаляется. Аркаша, улыбаясь чему-то своему, разливает чай, вручает мне палочку для мёда – со смешным миниатюрным бочонком на конце – а сам всё молчит, словно ведя с кем-то неслышный мне диалог. Даже вынырнувший наконец из рукава на волю сонный растрёпанный бельчонок-фамильяр удостаивается лишь рассеянного поглаживания и, обиженный невниманием, прыгает ко мне, требовательно вереща.

Поддаюсь угрызениям совести – как-никак, из-за меня бедолаге сегодня досталось! – и не жалею угощения. Он таскает с ладони ягоды, торопливо, но аккуратно, я насыпаю ему ещё, а сама вспоминаю Рикки.

– Аркаша, – спрашиваю после недолгих размышлений, – а твой питомец тоже кидрик?

Ничуть не удивившись вопросу, он качает головой.

– Он просто фамильяр-оборотник, хоть в какой-то мере родственник твоему. Настоящий кидрик появляется на свет один из тысячи таких ящерок. Те сами по себе редки, поэтому кидриков осталось десятка два на весь мир; а питомник почти разорён…

Плотнее сжимает губы – и весь уходит в скорбные переживания. Робко напоминаю:

– А почему ты не рассказал мне о них всё сразу?

– А ты представь, – оборотник встряхивается, словно отгоняя дурное видение. – Ну, вывалил бы я тогда на твою голову всё, что знаю, про возможные переносы. А тут Мага не так давно объявился, напугал тебя до полусмерти. И где гарантия, что ты не попытаешься с помощью своего малолетки драпануть из этого мира побыстрее? Хороша парочка: один едва прочухался после смерти Галы, ни мира толком не чувствует, ни своих возможностей не знает, всё на рефлексах. И ты – без понятия, куда бежать, лишь бы подальше. Ох, и натворили бы вы дел… Нет уж, иногда полезно оставить всё, как есть, и дать событиям идти своим чередом. По-моему, в итоге получилось неплохо. Ник говорил, у тебя настоящий красавец вымахал, а главное толковый. Скучаешь? – спрашивает неожиданно. – Значит, и он скучает. Найдёт он тебя, не сомневайся.