Вытираю проступившие от смеха слёзы. Не выйдет, Омар ибн Рашид.

Будь я одна, может, так и случилось бы, не буду хорохориться. Но хвала наследию Рика, от которого, должно быть, и осталась у меня способность к видениям: я точно знаю, что не забыта. Сейчас я готова расцеловать даже дона Теймура, явись он тут в полном блеске славы. Хотя, может, и не успеет, он сам говорил: сектор большой, погрешность при поисках значительна. Рахимыч мог утащить меня вообще за край мира, даже в другую локацию, ведь неизвестно, сколько времени я провела в отключке…

Минуту. Дон сказал, что парламентёр со зловещей посылкой перехватил его «час назад, при въезде в город». Значит, прикидываем: придушили меня… Ну, пусть около десяти утра, доставили сюда, чиркнули по пальцам… Ёжусь, понимая, чей вскрик тогда услышала. Приблизительно столько же времени затем ушло на то, чтобы посыльный разыскал старшего дель Торреса.

Это не другая локация, здесь не так уж далеко от Тардисбурга, в четырёх-пяти часах езды верхом. В моём случае – неспешной езды, потому, что везли меня, хоть и бесцеремонно, но не быстро. Разброс для поиска действительно большой, будем реалистами, мои спасатели могут не успеть. Я не знаю, что от меня нужно Омару. Я не знаю, какую тактику он выберет – жёсткого немедленного прессинга или взятия на измор. Сколько у меня времени?

И всё же… Честь и хвала моим мужчинам. С гордостью повторю: моим мужчинам. Не у каждой женщины наберутся такие защитники. Но только не следует мне сидеть, сложа лапки, в ожидании принцев на белых конях, это может оказаться непозволительной роскошью. Судьба, говорят, помогает тому, кто сам что-то делает.

В который раз пытаюсь оглядеться, но при скудном освещении почти ничего не вижу. А стоит заглядеться на мизерное оконце в скупых отблесках невидимого костра, ещё хуже: отведёшь глаза – и на чёрном фоне пляшет светлый прямоугольник, и нужно снова привыкать к темноте. Да уж, вот чем следует запастись, так это терпением.

Снаружи тихо. Прислушавшись, различаю знакомый звук – потрескиванье поленьев; значит, действительно костёр разведён. Должно быть, дрова хорошие, сухие, дым уходит сразу вверх, потому что до меня не доносится. И здесь, внутри, тоже тихо, и, слава богу, а то я бы с ума сошла, услышав по углам мышиное или, не ровен час, крысиное шебуршанье; только цепь звякает, когда я спускаю ноги с топчана. Осторожно иду вдоль шершавой стены. Руки нащупывают кладку, крошащие от сырости швы между крупными обтёсанными камнями.

Поднеся ладонь ближе к глазам, вижу влажные меловые следы. Известняк, скорее всего. Стена светлая, характерного оттенка, с желтизной – это я уже могу различить, поскольку свыкаюсь с темнотой, и запах от стен идёт своеобразный – мокрого щебня. В нашей местности известняка навалом: крутые берега Дона щедро усеяны проступающими из осыпей глыбами. Хорошо, что здесь именно этот камень, он пористый, впитывает лишнюю влагу, а окажись вместо него гранит или другая плотная порода – я бы давно оскальзывалась бы на плесени…

Угол. Поворот. Прутья решётки. Ага, это дверь. Через полметра ещё угол. Широко расставляю руки, касаюсь кончиками пальцев одной стены, и чуть сдвинувшись – другой. Ежели при моих ста шестидесяти сантиметрах размах рук тот же, то камера – около метра семидесяти. Прижимаюсь к решётке, улавливаю еле заметный сквознячок со стороны напротив – там, должно быть, тоже окошко типа того, что в моей камере, но я его пока не вижу. Потянувшись через прутья, шарю в разные стороны, но ни до чего не дотягиваюсь. И тихо, и глухо.

В результате дальнейших исследований выясняю, что жилплощадь, доставшаяся мне в личное пользование, невелика – метра два на метр семьдесят; что Рахимыч – жмот, поскольку для столь дорогой сердцу Обережницы мог бы и расщедриться хотя бы на подушку или соломку; что цепь, немалая по весу, начинает раздражать своим бряцаньем, и что я почти покрыта инеем. Не иначе как небольшое промораживание входит в воспитательную программу узниц. Думаю, что от меня уже с нетерпением ждут воплей и стонов типа: «Где я?», «Здесь есть кто-нибудь?» вплоть до апофеоза: “Я на всё согласна, только выпустите!»