От догадки становится дурно. Я умерла и превратилась в призрак? О нет!

– Подожди, псина, – слышу усталый голос Маги. – Рой, не мог бы ты с ней прогуляться?

– Конечно, – торопливо отвечает Рорик.

Его шаги вместе с цоканьем собачьих коготков удаляются, потом захлопывается дверь чёрного хода. Догадываюсь, наконец, что виток лестницы загораживает мне кухню, поэтому-то никого и не вижу. Оказывается, я ещё здорово торможу умом, хоть и привидение. Машинально берусь за перила и чувствую – что-то не так. Опускаю глаза…

Лучше бы я этого не делала. Отдёргиваю руку, в ужасе уставившись на кисть. У меня недостаёт двух пальцев – безымянного и мизинца.

– О нет-нет-нет, – причитываю, не сводя глаз с двух крошечных культей с торчащими белыми хрящиками и подтёками высохшей крови на коже. – Нет-нет, только не это!

Без сил опускаюсь на ступеньки и всхлипываю, поддерживая искалеченную руку, как младенца. Кто сотворил со мной такое? И за что? Хлюпаю носом минуты две, пока, наконец, не обращаю внимания на одно обстоятельство. Пока я плачу, рядом, на кухне несколько знакомых голосов ведут свой разговор, на меня совсем не реагируя, хотя могли бы и услышать… Значит, я всё-таки призрак.

Уныло лезу в карман в поисках носового платка и взвываю от боли. Забыла! Задела свою открытую рану! Наплевав на приличия, вытираю слёзы подолом длинной футболки. Снова рассматриваю кисть, угрюмо и даже с каким-то отвращением. Нет, что за сволочь это сделала? Знала бы, кто – убила…

А вот в фильмах и книгах, где говорится о жизни после смерти, обитатели потустороннего мира расписаны целёхонькими и свежими, как огурчики. И раны затянуты, и несть печалей и воздыхания, и руки-ноги на месте. Почему со мной не так? Потому что я непутёвая?

Выудив, наконец, левой рукой платок, высмаркиваюсь и делаю глубокий вздох. Начинает жечь шею, саднить в горле, заодно простреливает обожжённый бок. Может я всё-таки живая, если чувствую боль? Тогда почему меня никто не видит? Машинально сунувшись правой рукой к перилам, отдёргиваю, опираюсь с левой стороны. Пойдём уж, посмотрим, кто здесь, послушаем, а там по ходу дела определимся, кто я есть и что тут делаю.

Спускаюсь, прохожу виток. А на последних ступеньках так и застываю в изумлении, потому, что никак не рассчитывала застать здесь такое общество.

За столом, утомлённо откинувшись на спинку неизвестно откуда взявшегося председательского кресла, дымит сигарой ни кто иной, как Глава Клана некромантов, Архимаг и прочая и прочая, а по совместительству мой свёкор, благородный дон Теймур дель Торрес да Гама, в неизменном чёрном камзоле с серебром. По правую руку от него в потёртом кожаном доспехе попыхивает трубочкой сэр Джонатан Кэррол, странствующий паладин и Одиссей, старый приятель дона. Его наследник и мой наставник, Майкл Джонатан Кэррол-младший, в глубокой задумчивости меряет шагами кухню, он, как и отец, затянут в кожу и поэтому при ходьбе слегка поскрипывает. Чист, свеж и безукоризнен и как всегда, безмятежно спокоен, только нет-нет, да начинает теребить перевязь от тяжёлой шпаги.

Прямо на ковре перед камином, опершись спинами о диван, пристроились оба брата дель Торрес да Гама: Маркос и Николас. Впервые я вижу их вместе. Правда, не слишком хорошо различаю – они от меня в отдалении, да и в комнате полумрак. Что, уже вечер?

…Николас! – вдруг доходит до меня. Нет, я точно всё ещё торможу. Николас здесь! А где, в таком случае, дети? И Анна?

– Итак, Тимур, – нарушает тишину старший паладин, – ты нас собрал – мы здесь. Мы тебя слушаем.

Братья дель Торрес нехотя синхронно поднимаются и перекочевывают за стол: Ник, по старшинству, ближе к отцу. Вот теперь братья стали не слишком похожи, и от этой разницы мне больно. У Маги чёрная повязка через глаз, кудри сострижены накоротко, клоками, чувствуется – наспех, кожа на щеке и подбородке подозрительно розовая, как у младенца. Должно быть, восстановлена после ранения или ожога. Отрастающей бородки он тоже лишился. Хмур и мрачен, что, впрочем, для него обычно; но вот чтобы таким же был и Николас, вечно цветущий! Но у того хотя бы шевелюра сохранилась. Он не то чтобы прихрамывает, но пока подходил к столу, ступал на левую ногу осторожно.