– Это на кой?

– Мамка всегда так делала, чтобы нечистую силу отогнать, – обернулся с улыбкой Прошка. И осёкся. Вот балда, не то он сказал, ой не то…

– Нечистой силы испужался? – сложила руки кренделем хозяйка и приказала: – В помойную яму выброси.

Пришлось Прошке послушаться, убрать рябину с окон. Выкидывать её он не стал, спрятал в чулане. Пригодится к чаю.

Весь день тётка Клавдия стряпала, а ближе к ночи, когда Прошка улёгся спать, она начала собирать на стол, как будто и не ужинала. На чистой скатерти появилась дюжина тарелок, стаканы, две сороковки3, густое хлёбово в большой корчаге, мясо, яичница, пироги, каравай хлеба и корзина яблок.

Прошка начал задрёмывать. И когда, как мамка говаривала, ангелы зашелестели над головой крыльями, навевая сон, был разбужен громким стуком в дверь. Разлепив глаза, увидел: хозяйка подхватилась, побежала открывать и приветливо, со всем уважением, пригласила кого-то войти.

Он присмотрелся, и холодок заструился по спине. Правильно у них в селе говорили: добрые люди в такую ночь из дома носа не высунут. В избу вошли упыри – живые мертвяки, страшные, с застрявшей в волосах землёю; зацокали копытами рогатые черти, забежали два волка-оборотня, покрутились-повертелись, ударились о пол и превратились в людей – молодого мужика и старуху. Гости уселись за стол, тётка Клавдия принялась их потчевать.

Прошка забился в угол печки, укрылся одеялом с головой, зажмурился и представил, что он зайчонок в норе. Вьюга надежно занесла сугробами его убежище, не видно ни норы, ни самого Прошки.