Я не понимала, почему все остальные хотели разговаривать. Неужели никто не испытал соприкосновения с местом захоронения Рериха?

Если говорить о местах силы, то я отношусь к ним скептически и ничего от них не жду. Смотрю, слушаю, соблюдаю правила поведения, если они есть. То, что произошло, произошло почти случайно. Заставило, попросило вести себя тише, и я так и сделала, спрятав маленькое перо в кармане ветровки.

Мы поднялись на соседний холм, туда, где в 1929 году семья Рерихов основала исследовательский центр «Урусвати». Президентом-основателем центра стала жена Николая Рериха Елена Ивановна. Институт основали с целью изучения племён и народов Азии, их истории, верований и культуры.

Рена, посещавшая исследовательский центр в предыдущую поездку, ушла к Гюляре, которая с утра отказалась от прогулки. Пообещав подождать нас в кафе, Рена моментально скрылась из виду. Она всегда быстро ходила. И уверенно.

– Здесь можно купить картины? – Фаина оглядела закрытую палатку, мимо которой мы прошли по засыпанному хвоей склону.

– Нет, здесь нет.

Азат продолжал вести нас в гору, а она с каждым шагом становилась круче. Скользкие бетонные плиты безупречно делали своё дело. Мои ноги разъезжались в разные стороны. Не критично, но достаточно для того, чтобы я испытывала напряжение в мышцах.

Татьяна долгое время следовала за мной, но не выдержала медленного шага и обогнала. Мотивации ускориться я не почувствовала, все и так на виду, переживать не о чем.

В исследовательском центре картины Николая Рериха чередовались с чёрно-белыми фотографиями его жены и сыновей. Сосны за окном, стянутые густой дымкой облаков, опять заинтересовали меня больше. Я смотрела через тюль, как по стеклу скатываются капли дождя, потом снова на сосны, и снова на капли дождя.

Каково жилось здесь этой семье? Что чувствовалось?

В одном из залов, посвящённых гималайскому народному искусству, работники центра вешали плакат на стену и напевали себе под нос песенку. Помимо фотографий и картин на стенах висели тибетские маски-хранители, которые использовались тибетскими буддистами как атрибут защиты от злых духов. У меня они вызвали что-то похожее на отвращение. Мало приятного, когда на тебя смотрит налитое красной краской лицо с глазами на выкате.

Об исследовательском центре трепетно заботились местные жители, что было видно невооруженным глазом. Время от времени обновлялась краска на стенах, перемещались работы, наполнялись новыми экспозициями просторные коридоры музея.

Спускаться обратно к дороге мне оказалось сложнее, чем подниматься в исследовательский центр. Тонкие подошвы кроссовок легко скользили по мокрому камню дорожки, и я призывала всю свою устойчивость, чтобы удержаться на неловких ногах.

Передо мной спускались Азат с Ольгой, обсуждая практику йоги и не испытывая сложностей со спуском. Азат иногда останавливался и показывал ей, как выполняется та или иная асана. Фаина с Татьяной давно ушли вперёд. На миг я пожалела о том, что не попросила у них помощи со спуском.

У меня была своя йога. Свой шаг. Своя атмосфера. И своё упрямство.

Я училась не требовать от себя слишком многого. И в жизни, и в йоге, и в асанах, которые обсуждали Азат с Ольгой. Я пыталась придать себе форму, которая, на мой взгляд, должна была вписать меня в мир лучше, чем я вписывалась без неё. Но упрямые попытки ни к чему не приводили. Осознав это, я попробовала быть осторожнее, беречь себя и грамотно распределять внутренние ресурсы. Но слышать одни и те же советы месяцами о бережном отношении к себе и даже соглашаться с ними мне всё равно не нравилось.