От начальной бравады и деловитости Коляна в конце речи не осталось и следа. Такого поворота событий Стас не ожидал, но, как показала его дальнейшая жизнь в коллективе, столь показательный эпизод с бессмысленной торговлей за икру и отсутствием логики в принимаемых решениях можно было смело назвать деловым кредо банка и многих сотрудников. Это было тем более забавно, что в тратах на икру и прочие подарки Галина Борисовна никогда не скупилась и экономию, даже если бы она вдруг случилась, в любом случае не оценила.

Вечером на общем столе Стас с удивлением обнаружил лишь скромную тарелку с тарталетками, которые были щедро наполнены маслом и скупо приукрашены редкими икринками. Остальные запасы, как пояснил Мирза, пошли на подарки клиентам. И, конечно же, на праздничный стол самой Галины Борисовны и Алика.

Действительно забавный случай, что и говорить.

На московских улицах бушевала весна. Воздух был пропитан дурманящим ощущением пробуждения к новой жизни, которое пьянит и беззаботных школьников, и бойких студентов, и вечно спешащих клерков, и даже уставших от жизни вечно недовольных пенсионеров. Одних весенняя капель вдохновляет на подвиги и обещает, что все самое главное еще впереди, других убеждает, что еще не все потеряно, а третьих успокаивает воспоминаниями о том, что все уже было…

– Вам надо обязательно рассмотреть возможность инвестирования в этот уникальный продукт, – молодой менеджер Сбербанка вальяжным тоном выполнял обязательную программу продвижения в массы идеи покупки каких-то структурных нот. Причем уверенность и почти учительская интонация в его голосе явно свидетельствовали о том, что он абсолютно не понимает, что именно предлагает и почему потенциальная жертва должна обратить внимание на пресловутую уникальность. Которой, разумеется, не было и в помине.

– Спасибо, мне только подтвердить перевод. В приложении этого почему-то сделать нельзя.

– Да-да, нельзя. Но позвольте, я вам расскажу об особенностях хеджирования рисков с нашим инвестиционным подразделением, – юноша, который, по всей видимости, еще не окончил институт, почему-то не вызывал у Стаса никакого снисхождения и желания подыграть его напускной профессиональной настойчивости.

– Я пятнадцать лет занимался разнообразными инвестиционными продуктами и прекрасно знаю, что, кроме дополнительной комиссии, которую берут даже с убытков, ничем хорошим это мне не грозит, – Стас ответил несколько более резко, чем хотел бы сам.

– Возможно, вы просто сталкивались с неверными стратегиями, – студент, кажется, бестактности не заметил. Более того, в его голосе почти явно слышалась насмешка, вызванная не столько досадой от очередной неудачной продажи, к которым он уже привык, сколько сомнением в том, что сидящий напротив мог всерьез что-то куда-то инвестировать.

Подавив желание ответить на невысказанный вслух и, возможно, даже надуманный скепсис, Стас поспешил попрощаться с юным банкиром.

Отторжение, которое Ратников испытал только что, заставило его вспомнить о самом себе в таком же юном и дерзком возрасте. Молодой, по-юношески и беззастенчиво уверенный в своем интеллектуальном превосходстве и компетентности, этот сотрудник тем не менее не был похож на Стаса в те годы, когда тот только начинал свою карьеру. Менеджер буквально источал наследственное благополучие, которое напрочь лишало его чувства неуверенности и страха от того, что ошибка может привести к карьерному провалу. В случае неудачи юноша располагал большим запасом дополнительных попыток, который ему, несомненно, обеспечивала поддержка родителей. Хороший костюм, щеголеватый тонкий галстук и дорогие часы Audemars Piguet – все это было куплено не на скромную зарплату начинающего клерка.