– Вызовите мне такси, – попросила Люба у опешившего администратора отеля. Вечер был окончен ее победой, она не сомневалась… Она вообще никогда ни в чем не сомневалась. Про диссертацию можно было забыть…

Глава четвертая

В офисе Марка в одном из углов закопошилась жизнь. Саня с Любой приняли на работу секретаря, девушку, которая все время ходила в заправленных в сапоги брюках и непрерывно пила кофе. Часть интерьера офиса по рекомендации Ани была оформлена под кафе на улице. Гостей своих партнеры принимали там. Надо сказать, что приходили и какие-то знаменитости. Казарновская была, Башмет один раз заходил, какие-то еще звезды классической музыкальной тусовки. Марк никого не знал, вежливо здоровался, когда вдруг оказывался в одно время с Любой в офисе. От Любы тянуло легкой еганутостью, поэтому он старался не особо приближаться к тому углу, где Люба несла свои грандиозные планы очередному попавшему в плен представителю богемы. Выглядели все они довольно потертыми. В жизни бы не догадался, что этот в обшарпанной дубленке и облезлой шапке мужчина преображается на сцене в красавца Хосе или аристократичного Онегина. Как и большинство людей, Марк остерегался незнакомых отраслей человеческой деятельности и их представителей. Недоостерегся, в конце концов. К тому моменту зима перевалила через новогодний праздник, его отношения с Аней подходили к логическому завершению, нельзя было ничего не решать, ни оставить все как есть, ни продвинуться вперед, и уж подавно откатить назад. Роман с Аней проломил у Марка установленную им самим скорлупу, оболочку правила, которому он следовал. Никаких серьезных отношений. Шастание на одноразовые встречи, девушки по вызову не считались в картине его мира изменой семейным традициям. Так было удобно. А тут… скорлупа разрушилась, а готовность вариться не появилась. Так бывает, когда опускаешь яйцо в кипяток, а оно треснет, и из него вытекает что-то, завивается в спираль и застывает. В итоге и яйцо недоварится, и то, что вытекло, становится совершенно несъедобным. А обратно не затолкаешь… встречи их становились все реже, Аня плакала, Марк мычал что-то неопределенное, все становилось в тягость… В один из январских темных дней, когда утро переходило в вечер так быстро, что день был и незаметен, в офисе оказались все трое: Саня, Люба и Марк.

– А поехали в «Маргариту», – предложил Саня.

«Маргарита» – кафе на Патриарших прудах, где часто бывали наши друзья. В то время Патрики еще не стали культовым местом, кафе находилось на углу Козихинского переулка, там стояло пианино, играл тапер и две скрипачки. Все были с консерваторским образованием, играли все, от классики до попсы. Гостям выдавали пустые пивные банки с монетами, которыми можно было греметь, когда очень нравилось или в такт музыке. Всегда было весело, было много иностранцев, невзирая на чудовищную еду. Мест практически никогда не было. Как завсегдатаям, Марку с Саней и их спутницей выделили-таки скамеечку у входа. Скамейка была рассчитана на двоих, сидеть пришлось втроем, тесно прижавшись боками друг к другу. Люба была посредине. Заказали выпивку, Люба попросила компот. Алкоголь она не пила. Еду уже не давали. Между пианино и скрипачками посреди небольшого зала сидела компания, которой официанты оказывали усиленное внимание в перерывах между исполнениями, поэтому компот принесли сразу, видимо, было не жалко, а алкоголь приходилось ждать. Музыканты заиграли «Вижу чудное приволье…». Не сговариваясь Марк и Люба вступили со второй строчки «Ви-и-ижу горы и-и-и поля-а-а-а-а!» – и еще громче: «Это ру-у-уское раздо-олье, это Ро-одина ма-ая-а-а-а!»