Как и четыре года назад, прокладывая пути отхода от змеиных гнезд, развязывая и прорубая узлы лиан, неожиданно напавших на ее новых путников, и задорно рассказывая про каждую дышащую зеленую клеточку этого леса, она творила чудеса.

Поначалу улыбка гида казалась Люмьерам натянутой и смущала супругов, но очень скоро они прониклись к Мие.

В последнее время Мие так редко приходилось улыбаться, что она уже и забыла, каково это – растянуться в сердечной улыбке.

Но стоило разговориться с вдохновленными природой путниками, как напряжение сразу спало, и неожиданно для самой себя Мия стала искренне улыбаться и шутить.

Шум тропических лесов поглощал почти все слова гида.

– А вы надолго к нам? – пытаясь перекричать эхо природы, Мия все-таки чуть не сорвала голос.

– Мы прибыли всего на неделю, через четыре дня уже отбываем на родину. У нас в Лондоне свое дело, нельзя пускать на самотек, сами понимаете! – кричала Джульетта сквозь шум водопада.

– Мы занимаемся конным спортом и держим породистых лошадей, это очень прибыльный и вместе с тем ответственный бизнес, – откликнулся вслед за женой Виктор, фиксируя что-то в своем блокноте.

– Позвольте у вас справиться? Мы наслышаны про местное чудо, случившееся здесь в 1861 году, не могли бы вы нам рассказать свою версию происходящего?

– Да, нам пообещали, что вы расскажете все в мельчайших подробностях!

Последние слова принадлежали Джульетте. Она шла, весело улыбаясь.

Наступило молчание, и Мэри оторвалась на секунду от величия зеленых лесов, чтобы взглянуть на Мию Крафт, в глазах которой постепенно сгущалась мутная пелена.

Мия успела лишь мысленно проклясть ушлого старика за его алчность и малодушие. Владелец конторы заплатил втрое больше обычного, впрочем, можно было догадаться, о чем будут расспрашивать англичане.

После затянувшейся паузы Виктор решил заговорить первым:

– Не могли бы вы рассказать нам, из-за чего у местных столько шума? А точнее, про событие, которое по какой-то причине… – На этих словах он привлек всеобщее внимание заговорщицким тоном: – Не известно всему миру.

Мы не будем винить иностранцев, ведь, признаться честно, они даже не догадывались, какая роль во всей этой истории принадлежала семье Крафтов. И пока Люмьеры по-заговорщически переглядывались между собой, Мия вывела группу на перевалочный пункт.

Перевал находился на маленьком пяточке, окруженный густыми влажными тропиками. Он хоть и немного зарос, но так и остался удачно присыпан камнями и ветками.

Последние слова Виктора были настолько громкими, что оглушили на несколько секунд всю команду:

– Прошу вас, Мия, порадуйте гостей, расскажите, что случилось в то утро?

Но почему-то сейчас навязчивость абсолютно незнакомых Мие людей не была проблемой – и все то, о чем они с мужем привыкли молчать, все то, о чем люди вокруг боялись говорить, разлетелось тысячей тлеющих угольков и будто извержением неконтролируемой дикой энергии полилось изнутри, на радость ничего не подозревающим путникам:

– Что ж… Раз вы желаете подробностей, значит, расскажу в подробностях, – тихо проговорила Мия. – Это было утро третьего июля, как вы уже и сказали, 1861 года. В тот день мы с мужем должны были поздравить своего единственного сына в кроватке и утащить в объятиях на кухню. Приготовить ему что-то необычное, вкусное и сладкое. Вручить яркую книгу по анатомии, которую мы смогли себе позволить спустя полгода усердного труда. А затем пришли бы его друзья и раскрасили его день улыбками. Мы всегда знали, что наш ребенок мыслит ярче и глубже, чем порой это делаем мы, но тем не менее надеялись, что кто-то составит ему компанию, заставит лишний раз побыть пятилетним ребенком. – Люмьеры жадно впитывали каждое сказанное Мией слово, но постепенно их взгляд обволакивала густая пелена тумана, подобно той, которая настигла их в поместье, а женщина тем временем продолжала свой рассказ с новыми силами: – Но мы не застали его ни в кроватке, ни в других комнатах. Все это время, пока мы безмятежно спали, он просидел под ночным небом. Всю последующую ночь и все последующие дни, пока другие дети просыпались, – он лежал в комнате, не подавая признаков жизни. Если бы не его тихое дыхание, мы бы подумали, что он