Детей они не воспитают? Скажите, пожалуйста! Времени у Дмитриева не будет на воспитание! А жена у него для чего дома станет сидеть? Разве для того, чтобы скулить постоянно и мечтать о богатой и сытой жизни? Или для того только, чтобы вспоминать всех своих поклонников и вести подсчет тем, кто состоялся в этой жизни? А разве не для того она, чтобы любимого мужа ждать с работы и котлеты ему каждый час по новой разогревать? И не для того, чтобы с детьми уроки делать и рассказывать им, какой у них папка славный и хороший и как он их всех любит!..
– Кому-то ведь надо жить с такими мужиками, как ты, Дмитриев! – закончила свою гневную речь Светка. – Не бобылями же вам век коротать… Спи давай и с глупостями этими больше ко мне не приставай! Неужели я хоть раз дала повод так о себе думать, Андрей?!
Повода не было ни раньше, ни теперь, но разговор этот, а еще Пашкины скользкие намеки так и оставили у Дмитриева в сердце зарубку. Стал чаще прислушиваться, внимательнее присматриваться. И понял со временем, что Павлик-то оставил после себя учеников своего грязного дела. Не многих, нет. Всего двое ходили у Дмитриева в подозреваемых. Но и этого было достаточно для того, чтобы сна лишиться.
Он ведь не мог этим людям больше доверять! Вообще не мог, а не через раз! Как тогда работать-то?! Он может отвернуться, а улику в этот момент в унитаз спустят. Может писать протокол, а в это время нож с отпечатками или пистолет могут утопить в реке. Он просто изорвался весь, пытаясь успеть везде и ничего не просмотреть. Все стал прятать, запирать под ключ в сейфе, хотя раньше держал в столе.
– Ты просто вездесущий какой-то, Андрюша, – то ли похвалило, то ли поругало его недавно начальство. – Нельзя так, сгоришь раньше времени. Надо беречь себя, отдыхать время от времени.
Он и старался беречься, только не от работы, а от того, чтобы не запятнаться. Потому и летел везде первым. Потому вот и выходных у него могло грядущих не состояться. А так хотелось!
Так хотелось просто проваляться до обеда со Светкой в постели, никуда не спешить, не ломиться, не рваться. Просто лежать, не раскрывая штор и не впуская в комнату свет хмурого сентябрьского ненастья, и ни о чем, ни о чем не думать. Потом можно было бы со Светкой в парк сходить и побродить там по листве, осклизлой от дождей и туманов. Забежать в первое попавшееся на пути кафе, прячась от дождя, прострочившего крупными очередями лужи. Засесть за столик у окна, заказать кофе с пирожными и…
– Дмитриев, ты еще дома?
Это Санчес звонил на домашний с глупым вопросом. В миру – Александр Иванович Давыдов. Ему Дмитриев пока доверял, хотя и ругался с ним неоднократно из-за небрежности молодого холостого шалопая.
– Нет, это автоответчик, господин Давыдов, – сострил Андрей, готовясь к нехорошим новостям. – Можете оставить свое идиотское сообщение после звукового сигнала. Пии-иип! Пошел говорить, Санчес, не тяни время, пленка кончается.
– Шутишь? – удивился Саша. – Это хорошо.
– Что там?
– На работу ехать не надо, Димыч. – Саша протяжно зевнул в трубку. – Ехать надо сразу до «Октавы». Там у них что-то стряслось, только что звонили в дежурку.
– А чего мне туда ехать, если «Октава» эта всего через дом от меня?
– Потому и звоню. Давай выходи.
– А ты где?
– У подъезда, голубей твоих дворовых гоняю. Жирные, сволочи…
– А звонишь с какого телефона?
– С мобильного.
– А чего не на мобильный тогда? – Во всем вот он был таким дотошным, будто время не поджимало.
– Так твой мобильный Светка на работу уволокла. – Давыдов снова зевнул. – Перепутала, говорит, как всегда. Смотри, Димыч, спалишься когда-нибудь.