Ожидая, пока Рич вернется из часовни, Пенелопа гадала, о чем он так исступленно просит Господа, за какие грехи вымаливает прощение. Вспомнив о подаренном Сидни листке со стихотворением, хранящемся в шкатулке с сувенирами, она усомнилась, нет ли и на ней греха. Грешить можно не только делами, но и мыслями, говорила леди Хантингдон. Раньше Пенелопа не придавала значения ее словам, ведь если думаешь, как бы стянуть с кухни пару слив или солгать о каком-нибудь пустяке, о подобном грехе не стоит беспокоиться. Однако на сей раз – другое дело. Если думать о прелюбодеянии так же грешно, как совершить его, тогда она грешна, ведь ее много раз посещали подобные мысли. Получается, невозможно жить, не согрешив.

На лестнице послышались размеренные шаги Рича. Внутри у Пенелопы все сжалось от тревоги. Он вошел в спальню и легонько коснулся ее плеча. На его лицо упала тень от свечи, придав ему зловещее выражение.

– Вы не спите. – Неожиданная мягкость в голосе мужа смутила Пенелопу. В ее душе зажегся огонек надежды. – Мне нужна ваша помощь.

– Помощь? – Она совершенно не представляла, чем может помочь.

– Мы с вами обязаны исполнить наш долг. – В его голосе слышался едва ли не страх, будто ему грозила пытка.

Пенелопа кивнула, по-прежнему не понимая, к чему он клонит.

– Дело должно быть сделано. Я хотел бы… – Рич затравленно огляделся, не в силах встретиться с ней взглядом. – Могу я попросить вас надеть вот это?

Он опустил ей на колени аккуратно сложенную стопку одежды.

– Это подарок?

– В некотором роде…

Пенелопа взяла из стопки первый попавшийся предмет. Это оказался черный бархатный берет, отороченный кроличьим мехом, превращавшим его из обычного головного убора в предмет роскоши. Под ним – черный дамастовый дублет изящного кроя, подбитый темно-синим шелком, лосины в пару к дублету, шелковые чулки, столь тонкие, что подошли бы самой королеве, рубашка из полупрозрачного белого льна, крахмальный воротник, на который, несмотря на скромный размер, пошло несколько акров ткани. Похоже, наряд ни разу не надевали.

– Это одежда на мальчика, – растерянно проговорила Пенелопа. – Она вам не по размеру.

Рич ничего не ответил, лишь поднял руки вверх, словно нянька, помогающая маленькому ребенку раздеться. Девушка, не задавая вопросов, повторила его жест. Муж снял с нее через голову ночную рубашку, взамен поспешно натянул белую льняную рубаху, потом передал чулки.

– Маскарад. – Пенелопа слышала, будто бы на карнавале распутные женщины наряжаются мужчинами, носят бороды из шерсти и фальшивые гульфики. Она хотела спросить Рича о смысле подарка, но не знала, как сформулировать вопрос. Ей стало страшно в чужом доме, наедине с едва знакомым мужчиной, захотелось позвать Жанну, однако потом она вспомнила свою брачную клятву – почитать мужа, быть покорной и скромной. Что Бог сочетал, человек да не разлучает. Рич застегнул на ней дублет сверху донизу, прикрепил маленький жесткий воротник, затем снял с нее чепец, закрутил волосы в хвост и надел берет. Шелковистая шерсть защекотала уши.

– Встань, дай взглянуть на тебя, – ласково сказал он. Пенелопа подчинилась. Муж подал ей Новый Завет, заложенный на послании Павла к Коринфянам. – Прочти, пожалуйста, отрывок, который я отметил. – Он поставил свечу в подсвечник, чтобы ей было лучше видно.

Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Рич коснулся полы дублета, с наслаждением потер ткань между пальцами, словно в ней заключались таинства рая. Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют.