При таком расположении пары слоев могут образовывать своего рода компьютеры. С-агенты активируют З-агентов и наоборот, а вследствие этого возникает определенная «спиральная» активность. Со временем фокус этой активности может смещаться вверх или вниз, а также бесконтрольно расширяться. Система быстро скатывается к хаосу. Но контролировать систему изнутри тяжело, к тому же это помешало бы целям других агентов. Впрочем, не составит труда представить, как некий третий агент ограничивает и контролирует деятельность системы С – З, указывая, какая полоса пропускания должна оставаться активной, и отсекая все прочее. Налицо тот самый грубый контроль, к которому мог бы прибегнуть мозг Б, ибо он способен выполнять все это без необходимости понимать суть происходящего в мозгу А. Третий агент просто бросает взгляд, фигурально выражаясь, и нетерпеливо заключает: «Это никуда не годится, нужно подняться до ситуации более высокого уровня». Или говорит: «Похоже на прогресс, так что двигайтесь дальше и добавьте подробностей».

Рис. 24

Существует ли принципиальное различие между З-обществами и С-обществами? Думаю, нет; разве что С-общества задействуются первыми. Можно вообразить бесконечную цепочку таких обществ, в которой каждое новое учится эксплуатировать предыдущее. Позднее мы выдвинем теорию, что именно так наш разум развивается в младенчестве – в виде последовательности слоев обществ. Каждый новый слой возникает как совокупность строк З, которые порождаются усвоением любых навыков, полученных предыдущим слоем. Всякий раз, когда слой приобретает некоторое полезное и существенное умение, он склонен прерывать обучение и останавливать перемены, но затем другой слой начинает изучать возможности предыдущего. Каждый новый слой обучается, осваивает новые способы использования умений старых слоев. Далее он замедляет скорость обучения – и становится одновременно объектом изучения и «наставником» для слоев, которые формируются впоследствии.

Помимо боли, чья функция, очевидно, заключается в том, чтобы информировать высшие центры нервной системы о возникающих дефектах, существует множество физиологических механизмов, назначение которые состоит только в том, чтобы извещать нас о каких-либо проблемах. Мы плохо себя чувствуем без видимой причины. Сам факт того, что мы употребляем выражение «Я плохо себя чувствую» в различных случаях, весьма показателен в данном отношении.

Конрад Лоренц

Среди прочего, что мне ненавистно, есть следующие вопросы:

Вы предпочитаете физику биологии? Вам нравится эта пьеса?

Вам нравится Вагнер? Удачно ли вы провели год за границей?

Что заставляет нас вкладывать столько содержания в такие невыразительные определения, как «нравиться», «предпочитать» и пр.? Зачем мы пытаемся свести богатство мыслей и чувств к неким элементарным оценкам или к измерению того, что доставляет удовольствие? Ответ заключается в том, что наши способы оценки удовольствия обладают множеством применений. Они помогают нам сравнивать, достигать компромиссов и делать выбор. Они включаются в те знаки коммуникации, которые мы используем для выражения различных степеней привязанности, довольства и согласия. Они проявляют себя не только в словах, но и в жестах, интонациях, улыбках и во многих других мимических инструментах. Однако необходима осторожность: не следует воспринимать эти знаки, так сказать, буквально. Ни состояние мира, ни состояние разума никогда не бывает настолько простым, чтобы его можно было выразить в каком-то одном, если угодно, «одномерном» суждении. Ни одна ситуация не бывает полностью удовлетворительной или полностью отвратительной, а наши реакции удовольствия и отвращения представляют собой всего-навсего поверхностные «резюме», маскирующие целые пирамиды подспудных процессов. Чтобы «наслаждаться» опытом, некоторые наши агенты должны суммировать успехи, тогда как другие агенты одновременно осуждают своих подчиненных за невыполнение поставленных целей. Поэтому надлежит насторожиться, когда нам очень что-то сильно нравится, ибо это может означать, что отдельные агенты насильственно подавляют другие возможности.