Тирада моего отца затихла, когда он и все остальные члены Совета повернулись, чтобы посмотреть на меня.

– Что? Я сказал… Я согласен.

– Вы этого не сделаете! – кричал отец, гладя в глаза Рогперу.

– Любой сделает это, если я скажу! – сказал Рогпер, стуча кулаком по подлокотнику кресла, как молотком. – Стражники, отведите Варбога на пост.

Отец начал было спорить, но я покачал головой, и он замолчал.

Когда стражники вывели меня наружу, я поймал себя на том, что снова задаюсь вопросом, как умудрился попасть в очередную передрягу.

Я последовал за двумя стражниками по длинному узкому коридору, ведущему обратно в фойе зала правосудия. Название зала в тот момент мне казалось ироничным. В этом месте было столько же справедливости, сколько украшений на стенах, и они были так же пусты, как кружка Бурлина в неспешную ночь после работы.

Мой отец и члены Совета следовали за нами на небольшом расстоянии. Я был удивлен и одновременно счастлив, что Рогпер не приказал привязать моего отца к столбу вместе со мной после той тирады, которую отец только что произнес в зале правосудия. Вероятно, единственное, что его спасло, – это страх Рогпера перед восстанием клана. Слишком многие в нашем клане уважали мнение моего отца, что было еще одной причиной, по которой Рогпер ненавидел нашу семью. Он опасался за свое положение Верховного брамана.

Никто не произнес ни слова. Треск факелов и эхо шагов по разбитой черепице были единственными звуками, которые можно было услышать в тот момент. Это не помогло подавить страха, клокотавшего в моем животе. Мне и раньше приходилось терпеть хлыст Нута, но никогда еще я не получал столько ударов сразу.

Нут – так звали одного из пяти инструкторов, обучающих претендентов. Он считал себя ответственным за поддержание высокого уровня прохождения претендентами Тринитрона в одиночку. Его влияние не имело ничего общего с его способностью преподавать. Весь его авторитет был связан с возможностью использования хлыста на воспитанниках, которые, как он полагал, не соответствовали требованиям клана. И это имело действие – никто не спал во время его занятий.

Мы добрались до балкона второго этажа и начали спускаться по одной из трех лестниц, ведущих на первый этаж. Все три сливались примерно на полпути, образуя единую лестницу, достаточно широкую, чтобы вместить пятерых членов моей семьи, стоящих бок о бок с вытянутыми руками.

Хотя это были всего лишь руины здания, которые наш клан называл домом, они все еще впечатляли. Я посмотрел вверх, но темнота не позволяла мне видеть намного выше, чем ближайшие два этажа. Поскольку большая часть города находилась под землей, солнечный свет сверху редко проникал внутрь. Мы жили в постоянном состоянии темноты, как будто в нашем мире не было дня. Только ночь.

Эти руины были домом моего народа, это место все жители Мираклиона называли Сонокан. Когда-то он был столицей всего Мираклиона, правда, это было до большого извержения пепельной горы. Говорили, что весь город был потерян в один день, что земля содрогнулась с такой силой, что пепельная гора открылась и извергаемый ей расплавленный камень поглотил город целиком. Довольно отвратительный образ, если вы спросите меня. Трудно было представить себе, что целый город будет поглощен целиком, но, прожив всю свою жизнь, все девятнадцать лет, среди руин бывшей столицы, отрицать это было невозможно. Некогда гордый город Сонокан теперь превратился в Затерянный город.

Я дал волю своему воображению, стараясь не думать о том, что ждет меня снаружи. К сожалению, каждый раз, когда я пытался думать о более счастливых моментах моей жизни и приятных мыслях, таких как исследование более глубоких туннелей под городом или купание в одном из подземных водопадов, мои мысли прерывал очередной удар хлыста. Это было чувство унижения, а не боязнь боли, которую я испытывал все сильней и сильней с каждым ударом.