Ты юн – и потому способен быть прельщен;

Ты статен и красив – и будешь осажден;

А с женщиной сойдясь из тех,

                    кто в свет родится,

Непобежденным вспять

                    едва ль кто возвратится.


Но ты бы, милый друг, мог пощадить меня

И не давать страстям и юности мятежной

На путь тот направлять заблудшего себя,

Где должен будешь ты попрать

                            две клятвы нежных:


Ее – сразив ее своею красотой,

И лживую свою, слукавивши со мной.

42. «Не в том беда, что ты красоткой обладаешь…»

Не в том беда, что ты красоткой обладаешь,

Хоть горячо ее любил я – понимаешь,

А в том, что и она владеет уж тобой;

А это тяжелей всего мне, милый мой.


Но я молчу, своих обидчиков прощая:

Ты любишь потому, что я люблю ее;

Она ж кидает тень на счастие мое,

Тебе любить себя открыто позволяя.


Расстанься с ним – она его приобретет;

А потеряй ее – мой друг ее возьмет;

Они сойдутся, я ж обоих потеряю,

Причем мне оба крест на плечи

                        взвалят – знаю.


Но вот в чем счастье: друг и я одно звено,

И значит, что любим я ею с ним равно.

43. «Глаза мои, укрыв под веками себя…»

Глаза мои, укрыв под веками себя,

Не никнут уж, сойдясь

                      с немилым им предметом,

Затем что смотрят лишь на чудную тебя —

И тьма ложится в прах и делается светом.


А ты, чья тень на тьму кидает тихий свет,

Как ярко б заблистал твой образ

                                     средь планет,

Когда и тень твоя, представ во мраке ночи,

Могла мне озарить невидящие очи!


И что за благодать была б для глаз моих

Увидеть образ твой в игре лучей дневных,

Когда и тень твоя, с неясными чертами,

Средь ночи и во сне мелькает пред глазами.


Когда ты не со мной, я вижу ночь во дне.

И ночь сияет днем, лишь явишься ко мне.

44. «Когда мое, как мысль, легко бы тело было…»

Когда мое, как мысль, легко бы тело было,

Ничто бы в мире всем мне путь

                              не преградило,

И вопреки всему – природе и судьбе —

Я с мира рубежа примчался бы к тебе.


Тогда, хотя б в тот миг стопы мои стояли

На вечных ледниках окраины земли,

Мгновенно бы меня желания умчали,

А вихри чрез моря к тебе перенесли.


Но мысль меня гнетет, что я – не мысль,

                              и следом

Носиться не могу, царица, за тобой,

А принужден водой и матерью-землей

С слезами ожидать конца грядущим бедам —


И ничего от двух стихий не получить,

За исключеньем слез, сужденных им точить.

45. «Другие ж две – огонь…»

Другие ж две – огонь

                    и воздух легкокрылый —

Всегда с тобой, где б твой

                    ни находился милый.

И бережно несут, легко, как тихий вздох,

Один – мои мечты, другой – мои желанья.


Когда же эти два крылатые созданья

Уходят – жизнь моя, сложась из четырех

Стихий, течет с двумя и, молча, до тех пор,

Склонясь на смертный одр,

                      тоской на нем томится.


Пока чета послов к одру не возвратится

И не вернется в грудь огонь, живящий взор.

Теперь они со мной, свершивши

                                 путь свой дальний,

И шепчут, что огнем в ней бьет живая кровь.


Я радуюсь тому – и тотчас же шлю вновь

К тебе их, милый друг, разбитый

                              и печальный.

46. «Глаза и сердце в бой вступают меж собою…»

Глаза и сердце в бой вступают меж собою,

Чтоб разделить восторг твоею красотою.

Глаза мои хотят от сердца заслонить

Твой образ; сердце ж прав желает

                              их лишить —


И говорит, что ты, мой друг, в нем обитаешь,

В убежище, куда не проникает глаз;

Глаза же говорят при этом каждый раз,

Что ты во всей красе в их блеске восседаешь.

Чтоб этот спор решить, приходится спросить


У мыслей, в сердце том