Образов Константин Алексеевич, который вел физику у первокурсников, вызывал у Ксени не меньшую оторопь, чем сам предмет.

Когда Ксеня устраивалась на кафедру, ей пришлось общаться только с заведующим, Конышевым Евгением Викторовичем. Зав был невысокий полный дядька. Встречаясь глазами с собеседником, он первым делом расплывался в улыбке и только потом вникал в суть вопроса. На массивном столе в его кабинете стояла вазочка с конфетами, и каждому посетителю Конышев предлагал взять пару штучек «для настроения». Он часто наведывался на пары, садился на заднем ряду, присутствовал на всех зачетах и экзаменах, подбадривал студентов и играл роль «доброго копа» в спорные моменты.

Когда Ксеня впервые столкнулась с Образовым, она сразу поняла, кто на кафедре играет роль «злого».

Высокий, худощавый, в неизменной черной водолазке с высоким воротником – никто не знал, умеет ли Образов улыбаться. Иногда, задумавшись, он натягивал ворот водолазки до самого носа, прикрывая нижнюю часть лица, словно маской. Даже когда он смотрел собеседнику в лицо, взгляд его странных и очень светлых глаз был устремлен как будто немного мимо. Лекции он читал с таким видом, будто в аудитории кроме него нет ни души. Он не здоровался и не прощался, просто входил и начинал говорить, не дожидаясь, пока наступит полная тишина. Полная тишина, впрочем, наступала почти мгновенно. Образов не отвечал на вопросы, не смотрел в сторону парт со студентами, просто рассказывал материал, чертил на доске формулы, а по истечении времени собирал в портфель бумаги и уходил. Он никогда не сверялся со списком фамилий и не устраивал перекличку, но ни единой живой душе не приходило в голову пропустить его пару.

Кроме Оксанки, конечно.

Однажды Оксанка, по своему обыкновению, загуляла на два дня. Позже она рассказала Ксене, что уехала к подружке в Пушкин, а там опоздала на последнюю электричку. Физика у них была по вторникам и пятницам, и, пропустив вторник, Оксанка впорхнула на кафедру в пятницу как ни в чем не бывало. Образов прочитал лекцию, но после лекции впервые поднял к студентам глаза и произнес два слова:

– Нехай, задержитесь.

Ксеня ждала Оксанку в коридоре. Ни звука не доносилось из-за массивной двери. Ксеня не находила себе места: она трогала ладонями холодные стены, шагала взад-вперед, заглядывала в соседние пустые классы. Наконец, дверь скрипнула, и Оксанка вышла, вернее сказать, почти выползла, держась за дверной косяк. Ксеня едва узнала подругу: та будто похудела на размер, побледнела, под глазами появились синяки.

– Что он сказал? – не выдержала Ксеня, потому что Оксанка шла рядом, не говоря ни слова.

Они вышли на улицу. Оксанка поежилась, кутаясь в пальто. Лицо ее порозовело, и Ксеня подумала, что наверное ничего страшного не произошло, просто неверный свет коридора так исказил черты лица подруги.

– Сказал, что запомнил меня, и на зачете у нас будут… дополнительные вопросы. – Оксанка помотала головой. – Вроде ж ничего особенного не говорил, а я как кролик перед удавом. Сколько я там провела? – Она подняла руку к глазам, сверкнули часики на изящной цепочке, – Полчаса! Убей меня Бог, если я вспомню, что было. – Она перевела растерянный взгляд на Ксеню и сразу расхохоталась: – Не, ну ты не думай, ничего такого, он вообще то ли импотент, то ли киборг, он мне не смотрел ни в глаза, ни на титьки. Короче. – Она снова посерьезнела. – Придется нам с тобой поднажать. Чот мне не нравится эта… физика, и мужик этот тоже не нравится.

В кои-то веки Ксеня была согласна с подругой.

В начале декабря на собрании в деканате студентам выдали расписание сессии. После обычного «разбора полетов» и угроз отчисления декан мимоходом объявил, что с января вход на территорию вуза будет по специальным электронным пропускам.