– Забудем о том, что было, – замахал руками Хуан. – Сегодня у нас праздник, будьте с нами весь день и веселитесь от души!

С этими словами он предложил гостям пройти на корабль. Оба правителя, Хун, а за ними музыканты спустились к реке. Ветра нет, на тысячи ли – покой, над водной гладью парят белые чайки, чуть слышно напевает река свою извечную песню. Корабль отплыл на середину реки, и пиршество началось: взметнулись вверх кубки, замелькали палочки для еды. Правитель Хуан, выпив несколько бокалов вина, разгорячился, стукнул кулаком по столику и запел:

На борт красавицу взяв,
Против теченья лечу.
Скоро ль от этих забав
Радость я получу?

Повернувшись к Хун, он велел ей петь тоже. Но Хун запела свое:

        По чистой реке
Куда-то плывем, спешим.
        Корабль наш велик,
Побольше, чем Чу-страна.
        Где-то на берегу
Меж орхидей – она,
        Верного друга душа, —
Ее мы найти хотим.
        Плывите себе,
Нет ну́жды кликать ее —
        Она блуждает, найдя
В блужданье счастье свое!

Когда песня кончилась, правитель Хуан сказал:

– Вы ведь родом из Цзяннани и, верно, знаете историю праздника на воде?

Хун отвечала так:

– Слыхала я, что некогда у князя Хуай-вана из страны Чу был преданный сановник. Его оклеветали, и князь прогнал несчастного, поверив лжецам, а не честному человеку. Не в силах доказать свою невиновность, чистый душой и благородный помыслами сановник написал прощальное стихотворение и в пятый день пятой луны, взяв в руки огромный камень, бросился в реку. Потомки не забыли примерной его верности и отмечают день гибели, выплывая на середину реки, чтобы «спасать утопленника». А дух Цюй Юаня, этого сановника, до сей поры блуждает по рекам и вопиет о бессердечности этого мира, шатает мачты кораблей сластолюбцев и негодяев, поднимает волну и требует отмщения.

Хуан уже сильно подвыпил и не понял половины того, о чем говорила Хун.

– Я живу при хорошем государе, вокруг меня много красивых девушек, я богат и знатен, мне смешны страдания Цюй Юаня! – расхохотался Хуан. – По левую руку от меня – прекрасные горы и река, по правую – красавица, другой такой не сыскать! Я засмеюсь – зашелестит весенний ветерок, я нахмурюсь – выпадет снег и иней. Для моих желаний нет преград – как захочу, так и будет! С какой же стати слушать мне жалостные слова о каком-то заблудшем духе?

И Хуан приказал музыкантам играть. Звуки музыки поднялись до небес, запестрели яркие наряды танцовщиц, словно вся палуба покрылась цветами. Правитель выпил еще и еще, вино ударило ему в голову, он хлопнул Хун по плечу и со смехом вскричал:

– Наша жизнь течет быстро, как эта река. К чему обременять себя грустными думами и заботами? Хуан Жу-юй – несравненный мужчина, ханчжоуская Хун – писаная красавица, они рядом среди красот природы – само Небо велит им соединиться!

Хун промолчала. Правитель, вконец потеряв власть над собою, приказал слугам спустить на воду маленькую лодку, а сучжоуским гетерам – усадить Хун на сиденье, устланное шелками. Взял красавицу за руку и сказал:

– Любезная Хун! Вы стойки, словно железо, но Хуан Жу-юй горяч, что огонь, – в моем пламени не выдержит ваша стойкость. Сегодня я поступлю, как министр Фань Ли, который взял в лодку прекрасную Си Ши, чтобы увезти ее и на всю жизнь обрести счастье!

Хун ничего не могла сделать, она была бессильна перед мерзкими притязаниями Хуана. Ничем не выдав своего отчаяния, даже не изменившись в лице, она только проговорила:

– Зачем вы, такой знатный вельможа, так открыто домогаетесь моей благосклонности, ведь я всего-навсего гетера, – неловко перед людьми. Не беспокойтесь, разве я осмелюсь отказать вам? Я прошу только об одном, чтобы мне дали цитру, и тогда я спою вам песню, развеселю вас и свою грусть разгоню.