Фролов ушел, и Лиза в изнеможении опустилась на свое место. Голова кружится, слабость… точно неделю болела! Перекошенное от страдания Сашкино лицо.

– Я останусь с тобой, ладно? – присел он рядом с ней.

Соглашаясь, Лиза прикрыла глаза.

– Пожалуйста, ничего не говори, – еле слышно попросила она, даже не почувствовав, как Сашка взял ее за руку.

«Хочу домой, к маме!»

Записка над зажигалкой Тимура сгорела довольно быстро, как будто ее и не было. Конечно, перед тем, как спалить, он сунул ее под нос Гордееву, и слова: «Ты что, Витька, совсем охренел?» были самыми ласковыми в его полутораминутной гневной отповеди.

Вот бы и вправду не было этого утра! Как же подло, должно быть, он выглядел! И Лиза теперь считает, что он предал ее! Предатель! Виктор скривился, как от режущей сердечной боли:

– Черт! Да я же не думал, что…

– Иди ты… к ней, придурок! Думать потом будешь! – И темные глаза Тимура по-взрослому сверкнули недобрым. – Это же надо: шлюха! Да если они твою недотрогу Лучинскую так клевать начали, то мою Варю… Все, Гордеев, вали! Сейчас перемена закончится, эта карга Эрастовна припрется у нас литературу вести. Попробую ее задержать, но долго не обещаю…

Фролов практически впихнул его в класс, и Виктор сразу же увидел Лизу. Потерянная, разбитая, глаза прикрыты рукой… Жалость от того, что он сделал ей больно, чувство вины – и его так сильно потянуло к ней, что он чуть не закричал на весь класс: «Лиза, прости меня!» Потом Гордеев заметил, что вторая ее рука спряталась в ладонях Задорина, и это заставило его притормозить.

Золотов покачал головой с приторным сочувствием.

– Убедился? Я же говорил, что Лучинскую есть кому утешить! Не прошло и полгода… – Все получилось как по нотам, и Артем даже прицокнул языком. – Жаль, конечно, что я не поспорил с тобой на деньги… Но и давиться своими словами, как видишь, мне тоже не придется!

– Захлопнись, а то слюной подавишься! – без выражения посоветовал ему Виктор и прошел мимо него, к Лизе.

Ну и что, что там Задорин! К черту его, к черту всех!

– Лиза, нам надо поговорить. – Она подняла на него глаза, усталые и больные, и Гордеев снова себя возненавидел. – Я понятия не имел про записку, а все остальное…

– Не смей даже приближаться к ней! – Сашка встал ему навстречу и, заслонив от него Лизу, сжал кулаки. – Гордеев! Я терпел тебя, пока ты ее не обижал, но сейчас…

Этот «друг» давно мешал ему, да кто он вообще такой?

– Лиза…

– Я что, неясно выразился?

– Да пошел ты, Задорин…

Сашка ударил соперника сразу же, не раздумывая…

Лиза плохо помнила разбирательства по случаю драки. Кабинет директора едва вмещал всех приглашенных: Лучинскую, Задорина и Гордеева с мамами, классную руководительницу и саму Власту Эрастовну. После начала разговора парни снова чуть не подрались, поэтому были отправлены за дверь под опеку Евгении Юрьевны. Несмотря на то, что в помещении стало свободнее, Лизе было отвратительно душно. Ее бросало то в жар, то в холод, и трясло так, что стучали зубы! Еще вчера она считала, что мир вращается ради Елизаветы Лучинской, что не может быть на земле человека счастливее нее, а теперь все превратилось в полуобморочный кошмар.

Власта Эрастовна и мама Виктора в чем-то обвиняли ее, не слишком-то стесняясь в выражениях, мама и тетя Тоня Задорина защищали, как две разъяренные тигрицы – своего детеныша, коим она, в принципе, и являлась… Странно как: все что-то кричат, а она, Лиза – словно в тумане.

– Распущенная девчонка…

«Это я, что ли?»

– В школе следует вести себя прилично…

«Прилично – это как? Не бить лампочки? Хорошо учиться? Или не целоваться?»