– Никак не возьму в толк: что ты делала на этом дереве? – пожала плечами тетя Люся.
Племянница тяжело вздохнула:
– Сколько же можно повторять? Орехи рвала! Яблоки там, вроде, не растут!
– Какие могут быть орехи в июне? – недоумевая, проговорила Ольга Михайловна.
Ее дочь постаралась оправдать свои действия:
– Я всего лишь хотела проверить: доспели они или нет?
– Вряд ли орехи созреют в это время года, – хитро улыбнулась тетя Люся. – А вот ты, юная натуралистка, уже в полном порядке! У тебя полный дом женихов, а ты все по деревьям лазаешь!
– Вот и я говорю, что давно уже пора вести себя соответственно! – подхватила Ольга Михайловна и вдруг осеклась. – Каких еще женихов? Люся, ты преувеличиваешь! До окончания института – никаких женихов! Лизе учиться надо, а замуж она всегда успеет!
Мама натянула дочке шляпу на самый нос, Лиза поправила ее и, переглянувшись с тетей, хихикнула.
– Можно подумать, она нас спрашивать будет! – резонно заметила Людмила Михайловна. – Придет ведь однажды домой, как я, и скажет: «Предки! Я замуж выхожу!»
Журавский едва отыскал на железнодорожном вокзале работающий телефонный аппарат. Откомандировав Женю «пасти» подопечных на автобусной остановке, и, «стрельнув» у нее двухкопеечную монету, он отправился звонить Марии Васильевне.
– Тетя Маша? Привет! Да я, я! – снисходительно рассмеялся он в ответ на восторженные восклицания тетушки. – Мы уже приехали, но у меня к тебе просьба: ты двери мне не открывай, ладно?.. Нет, я не шучу! Так надо. Сделай вид, что тебя нет дома или… еще лучше, и вправду, сходи в гости к своей Анне Ивановне – тогда и в шпионов играть не придется… Нет, мне не нужна квартира. Я вообще вернусь завтра утром, ты меня не теряй… Это секрет… Ну, ладно, ладно, уговорила, скажу. Хочу сделать ей предложение! Тихо, только без эмоций, рано еще. Ну, все, пока. Завтра увидишь меня счастливым человеком.
Женя, насупившись, сидела на дорожной сумке.
– Ну, где ты ходишь? Мы уже два автобуса пропустили! – недовольно проворчала она. Каждая минута, отделяющая ее от родного душа, казалась ей пыткой.
Журавский протянул ей «двушку», отвоеванную у телефона молниеносной реакцией.
– Держи. Я не дозвонился.
Леднева махнула рукой, сейчас ей было все равно.
Возле школы компания, которая провела вместе две недели, рассталась. Ребята отправились по домам, учителя – тоже. На знакомой лестничной клетке ничего не изменилось, но близость милого гнездышка со всеми удобствами чуть не заставила Женю прослезиться.
– Все! Больше я из города – ни ногой! – пообещала она, отпирая заскучавший без хозяйки замок.
Журавский позвонил в дверь тети Маши и с облегчением признал, что она умеет держать обещания: никто не ответил.
– Женя, у меня нет ключей.
Сыграть растерянность для Эдуарда ничего не стоило. Евгения сначала даже не поняла. Она стояла на пороге своей квартиры и уже мысленно включала кран горячей воды.
– Что?
– Я не взял ключи. Тети Маши нет дома. Ты приютишь усталого путника? – Он затаил дыхание, но соседка поступила так, как и было предписано его сценарием.
– Боже мой, ну конечно! – гостеприимно распахнула она дверь пошире. – Эдик, ты извини, я что-то туго соображаю. Эта полуночь-полудорога, плацкартный вагон, Тимур, который до утра издевался над твоей гитарой… Как я все это вытерпела?
Он посмеялся и хотел сказать, что споет ей сам, и гораздо лучше Тимура, но Женя даже не взглянула, как он закрыл входную дверь. Сбрасывая на ходу тенниски и ветровку, она устремилась в сторону ванны.
– Я в душ! Первая! – объявила она, и Журавский догадался, что сейчас ее сможет остановить разве что землетрясение.