– Я никогда этого не скрывал! Евгения Юрьевна, козыри просто липнут к моим рукам!

– Вы настолько откровенно бессовестны, что мне даже нечем вам возразить. Сдаюсь, – устала бороться Леднева и, подняв руки вверх, предрекла. – Но от этого похода ждите неприятностей.

– Ну, какие могут быть неприятности? – удивился Эдуард Андреевич. – Мы ведь от деревни и на пару километров не отошли! В любой момент вернуться можно.

Оптимистичный прогноз был нарушен ревом приближающихся моторов. Не прошло и трех минут, как дорогу городским туристам преградили пятеро парней на мотоциклах. Старший, сплюнув пыль, поднятую колесами, довольно нагло поинтересовался:

– И что за мелочь топчет нашу землю?

Девчонки охнули и попрятались за спины парней. Намереваясь начать мирные переговоры, Эдуард Андреевич выступил вперед, но его опередил Лихаманов:

– Рыжий! Ты в какое место глаза спрятал? К кому пристаешь?

Парень, который был рыжим не больше Лихаманова, тут же спустил пар.

– А-а! Гриня! Это ты городских на прогулку вывел? А мы-то думали, кто это рискнул, на ночь глядя? Что у костра пить будете? – задал абориген животрепещущий вопрос.

– Чай! – буркнул недовольный Лихаманов.

Рыжий поморщился:

– Тогда нам не по дороге!

И банда местных байкеров, дав газу, укатила дальше. Евгения Юрьевна шумно выдохнула:

– Я же говорила, что будут неприятности! Не пора ли нам вернуться?

– С этой мы неплохо справились, – констатировал Журавский с явным облегчением. – Григорий, тебе объявляется благодарность!

– Да чего там! – засмущался Лихаманов. – Это же был мой троюродный брат.

На поляне, которую Эдуард Андреевич еще пару дней назад присмотрел под место для привала, мальчишки сразу же принялись за разведение костра. Девчонки занялись разгрузкой рюкзаков с продуктами, приобретенными днем в деревенском магазине «для голодающих в пустынях африканцев», как пообещал продавщице Золотов.

До Африки провизия не доехала, ее земной путь закончился в супе, который Эдуард Андреевич с увлечением стряпал для своих питомцев. Очистив одну луковицу, Евгения Юрьевна порезала палец и теперь, вытянув ноги к костру, отдыхала от чуждой ей кулинарии. Когда суп перекочевал в желудки молодежи, вокруг разлилась атмосфера довольной сытости, и всех потянуло на подвиги.

– Сейчас спою! – решил вслух Эдуард Журавский и взял в руки гитару.

В течение часа он потчевал аудиторию походными песнями и туристическими байками, которых знал великое множество. Над страшными историями смеялись, серенадам подпевали. Совершенно неожиданно Евгения Юрьевна оказалась обладательницей бархатистого сопрано, и Журавский не удержался от комплимента:

– Женя, таким приятным голосом просто грех делать замечания и читать нотации. Лучше уж все время пой!

Леднева одарила его убийственным взглядом и, сбросив с колен собранные для нее цветы, отошла от костра.

– Промашка вышла, – прищелкнул языком Эдуард Андреевич и вручил Тимуру гитару вместе с советом. – Никогда так не делай!

Евгения стояла, прислонившись спиной к дереву, тень которого прятала ее от отблесков пламени. Не сумев разглядеть выражение ее лица, Журавский попытался обратить все в шутку:

– Простите, Евгения Юрьевна! Я – дурак. Поставьте мне двойку за поведение.

Она подняла руки к лицу и отвернулась к дереву. Всхлипывания. Плечи вздрагивают. Она плачет! Господи, да он и вправду идиот! Ведь придумал весь этот поход, чтобы создать романтическую обстановку. Хотел сказать ей, что любит. Да, черт возьми! Любит он ее, глупо дальше тянуть с объяснениями! Еще ни одной девушке он не посвящал целый год своей жизни! И все это при том, что они еще ни разу не переспали, вот парадокс-то! Он и сейчас ее хочет… Ну, не прямо сейчас… Он хочет ее насовсем, на всю жизнь, навсегда.