Эбигейл задумчиво кивнула.

– Значит, мир – это как пестрый ковер, сотканный из наших восприятий? Каждый из нас видит на нём свой узор?

– Именно так, моя дорогая, – ответил мистер Пиквик. – Мир – это зеркало, отражающее наши души. Что мы в него вкладываем, то и получаем взамен.

Эбигейл задумалась. Ей понравилась эта мысль о том, что каждый из нас создаёт свой собственный мир. Ведь если это так, то мир становится бесконечно разнообразным и удивительным.

В тот вечер, лежа в своей кровати, Эбигейл смотрела на луну, светящуюся в ночном небе. Она представляла себе, что луна – это огромный глаз, наблюдающий за всеми нами. И каждый из нас видит в этом глазе что-то своё: надежду, одиночество, любовь или страх.

– Точно так же все предметы окружающего нас мира предстают в разных обличьях – в зависимости от наших ожиданий, опыта и внутреннего состояния, – размышляла Эбигейл.

– А что, если этот камин и не тёплый вовсе? Что, если туман за окном – лишь иллюзия?

– Но ощущения не лгут, – успокаивала она себя. – Я вижу туман.

– А что, если наши ощущения ошибаются? – в её голове вспыхнули воспоминания о миражах в пустыне, о которых рассказывал учитель в школе, об иллюзиях магов, которые она видела на ярмарке.

Эбигейл взглянула на камин, где дрова весело потрескивали. Она встала с кровати, протянула руку к огню, но внезапно осознала, что тепла больше не чувствует.

– Я сплю и вижу сон, который кажется реальностью, – поняла вдруг Эбигейл.

Ей снилось, что этот мир подобен огромному океану, в котором мы – лишь маленькие капли. Но эти капли, сливаясь воедино, создают неповторимый узор на поверхности. Каждый вносит свой вклад в создание общей картины мира, и каждый делает его немного другим.

Ветер за окном усилился, и туман исчез.

Q.S., Marginalia in somnis (Cod. Somn. Bibl. Noct. IV:6)

Мир, как текст,пропущенный через восприятие каждого индивида, искажённый становится бесконечным полем для интерпретаций.

Как и в случае с дубом, реальность существует не как объективная данность, но как пространство для личных проекций.

Мир – зеркало, но кто смотрит в него?

Став заметно холоднее, ветер зашептал что-то тревожное, словно предвещая грядущую борьбу.

И вот уже зима раскрылась во всей своей ледяной власти.

Зима, как её видел Эмиль, была не просто временем года, а воплощением подавляющей неизбежности.

Ледяной ветер, пронизывающий до костей, был не столько физическим явлением, сколько символом вторжения хаоса в упорядоченность его мира. Этот ветер не просто дул – он проникал в самые укромные уголки существования.

Снег, покрывающий землю, представлялся Эмилю наглым захватчиком, превращающим привычный ландшафт в бесплодную пустыню. Белизна снега оскорбляла своей ложной чистотой, напоминая о стремлении природы стереть следы человека, заново навязывая ему свои правила игры. Для Эмиля каждый шаг по этому ледяному ковру был борьбой за сохранение себя в мире, который, казалось, стремился его вытеснить.

Но ничто не раздражало его так, как новогодняя суета. Здесь Эмиль сталкивался с лицемерием человеческой природы в её наиболее концентрированной форме. Очереди в магазинах напоминали ему о древних ритуалах жертвоприношения, где люди добровольно отдавали себя в жертву суровым северным божествам. Пробки на дорогах казались ему хороводами отчаяния, где каждый участник осознавал свою бессмысленность, но продолжал двигаться, как механизм, лишённый собственной воли.

Атмосфера праздника, с её мишурой и навязчивыми огоньками, была для него чем-то вроде маскарада. Люди, казалось, надевали маски счастья, скрывая под ними страх перед тем, что наступит после.