Яков никогда не был бабником, в подростковом возрасте его не мучили ни женские образы, ни похотливые желания. Регина стала его первой женщиной, когда ему уже исполнилось девятнадцать. Профессию, кажущуюся всем такой пикантной, он получил потому, что Регина вскоре забеременела. Он с нежностью и интересом следил за развитием своего ребёнка, и потому решил стать гинекологом. Ведь это чудо, самое удивительное чудо, и только ради этого можно было продолжить обучение в ненавистном, опостылевшем меде. Что может быть прекраснее новой жизни, такой таинственной, такой маленькой, но маленькой до поры до времени, ведь это целая жизнь, целый мир, целая вселенная! Крохотная точка во вселенной, спрятавшаяся глубоко внутри, будто затерявшийся в тайге человек, один на один с собой, один на один с природой, с неизвестностью… Беременность протекала хорошо, и в начале третьего курса у них с Риной родился сын. Регина оставила институт, и впоследствии так и не восстановилась.

Он обожал сына, но с появлением ребёнка характер жены испортился основательно: хроническая усталость, истерики, растяжки на животе, невозможность реализовать себя превратили милую худенькую девушку в вечно недовольную женщину с отёкшим лицом. Она никогда не высыпалась, она постоянно хотела отдыхать, она никогда не успевала убираться, стирать и готовить. Она не подпускала к сыну свекровь, которая хотела помочь, скандалила с ней, и через какое-то время мать и отец Якова не выдержали и переехали жить на дачу, благо дом был крепкий и пенсия отца, в прошлом военного, позволяла им существовать относительно безбедно.

Став хозяйкой двухкомнатной квартиры, Регина за короткий срок основательно запустила её. От былого уюта не осталось и следа: исчезли милые семейные фотографии в рамочках; сшитые мамиными руками белоснежные накрахмаленные шторы стали серыми и безжизненно висели вдоль окна; ковры потускнели, цветы на подоконниках завяли; и даже стекло на оранжевом абажуре в прихожей треснуло. Несколько лет он честно пытался быть хорошим отцом и заботливым мужем, но с каждым днём это получалось у него всё хуже и хуже. Но совсем невыносимо стало ещё через несколько лет, когда Регина родила дочку, Анфису. У малышки без конца то болел живот, то резались зубы, она всё время кричала, а Рина без конца плакала, жаловалась и ругалась. Ему отчаянно не хотелось возвращаться домой после работы – туда, где стоял детский визг, а под ноги постоянно попадалась то машинка, то пустышка, то крошки от печенья.

В то утро, когда после ночного дежурства он уединился на балконе, Эмилия зашла к нему и нагло села рядом. Она практиковала уже год до того, как была переведена в их больницу. Эмилия изо всех сил старалась быть похожей на популярную в то время Мерилин Монро, и это у неё почти получалось. Лишь узкий подбородок и длинный нос с небольшой горбинкой выдавали её – Эмилия была вовсе не наивная милашка, а самая настоящая хищница. Чёрные от природы волосы были обесцвечены до золотисто-рыжеватого оттенка, большие, миндалевидной формы тёмные глаза смотрели из-под полуопущенных век внимательно и слегка презрительно. Лицо Эмилии было покрыто тонким слоем светлой, почти белой пудры, и казалось маской из-за ярко-алой помады, которой был обведён большой чувственный рот. Он отвернулся – цвет крови был ему неприятен. К тому же, не прошло и получаса с тех пор, как он постанывал в объятиях весьма пухленькой, но очень нежной медсестры Инночки. Что его особенно удивило, это не было секретом для Эмили, но она всё же сидела рядом. Был конец октября.