Вот, думаю, кто-то там к ним из леса ещё приходит. Беглые зэки, наверное, какие-нибудь. Дело понятное. Замысловато как-то Кир выражается, не поймёшь, то ли медведь с детьми, то ли сам староста – учитель местный… А Медведь – это, видимо, кличка такая.

– Интересно живёте, Кирюха, – говорю. – Ладно, давай укладываться потихоньку, что ли.

Я прилёг на полку, пытаясь подоткнуть под себя одеяло, чтобы не сползало на пол.

Кир сидел, смешно положив бородёнку на руки.

– Теперь уж и не поспишь, – говорит.

– Что так? – решил я уточнить, подозревая, что последует приглашение ещё выпить. Но ошибся.

– Да вот напасть тут кака-то, дальше ясно будет.

По тому, как Кир заёрзал, я предположил, что у него печень заныла или ещё чего.

Заснуть действительно не удалось. Сначала какой-то лысый медведь мерещился с берданкой, потом поезд наш дёргаться начал. Вспомнил я последние кировы слова.

– Кир, а что это у вас там звездануло? Ты про что говорил?

– А, – как-то уныло махнул рукой Кир, – там у нас покрай болота, у сопки Корячки, поначалу каторжан много нагнали, бараки построили каки-то в пять рядов. Железяк всяких навезли, полсопки дерьмом разным завалили. А потом так шандарахнуло! Во всех посёлках за двести вёрст окна повылетали. Три месяца дымна туча над всей тайгой стояла. Там поблизости два села были, так жителей какой-то мужик предупредил, чтобы они в подвалы-то залезли и сидели пока. А потом, когда звездануло, то уж и некому было сказать, чтобы они вылазили обратно. Всё смело: и райцентр, и сёла, и мосты, какие были. Больше туда никто из городских и не совался. А енти, что в подвалах сидели, одичали совсем. В рост пошли, шерстью обросли. Жить стали в этих самых погребах. И такая пакостная привычка у них появилась, ну просто жуть.

Я уже снова сидел перед Киром, вытаращив глаза. Вон тут какие дела-то у них творились, оказывается. После такого Чернобыля и в курей, и в драконов поверить можно.

– Так вот, – продолжал своё повествование Кир, – когда енти из леса подойдут да в глаза посмотрят, то ты всю сомку нашу, то биш сомогонку, кака дома есть, им и несёшь. Да ещё и забываш всё.

– Был такой вот случай у нас однажды, ещё када яму рыли, – повествовал дальше мой попутчик. – Привезли, значит, шагаючий экскаватер – яму-то вуматовскую рыть, а разгрузили частями возле нашего села. Видать, кто-то кардинаты каки перепутал. Дак енти детали лет десять под дождём и снегом валялись. Все уж забыли про них. Мелочь порастаскали всю. И вот, значит, пришло в нашу деревню ентих, из леса, аж шесть штук. Всех они обошли и в глаза посмотрели. Ну мы и побегли за сомогонкой, да по жадности решили хоть в себе немного сохранить. И нахлебались под самую завязку. А када ети в лес-то обратно с сомкой ушли, мы и одурели. Поначалу решили дворец себе построить до небес, а потом пошли и собрали ентот экскаватер шагаючий. И он, зараза, до железки-то и дошагал – двадцать вёрст, а там и встал прям посреди путя, как монумент. С тех пор паровоз тока до него и доходил изредка…

– Ты давай, Саня, на сальце-то налегай, не стесняйся, – расщедрился Кир. – Я бы тебя ещё икоркой чёрной угостил, да всю вот куму оставил. В гостях у него был, в Великих Бодунах. Он говорил, что у вас, городских, икорка-то почитается весьма…

– Что ты, уж так почитается, дальше и некуда, – поддержал я тему. – А что, Кирюха, икры у вас много там? Я бы купил грамм двести, если дорого не запросишь.

– Да, хватат икры покамест. В старину-то белугу енту хрен поймаш по нашим речкам, а теперича, када она из болотца в болотцо переползат, мы на самку каку прыгаем да по пузу гладим, пока она, дура, икру не выпустит. Да мы, когда даст Бог, ко мне доберёмся, я тебе и отсыплю литра три задаром. А что от тебя возьмёшь-то?… А у меня в погребке бочонок с икоркой томится.