– Я не помню, – тоскливо ответил хоббит и посмотрел на волшебницу глазами, полными слез.
Почти одновременно с этим Таэнн спросил Амелию:
– Что ты такое увидела?
– Я не помню, – изумленно ответила девушка.
Доминга уперлась локтями в колени, положила подбородок на ладони и констатировала:
– Очень интересно выходит! – переводя глаза с Эда на Амелию. Таэнн кивнул.
Боги.
Там, высоко, над редкими и светлыми облаками, сменившими выплакавшиеся дождем тучи, там, где, казалось, не место волнениям и тревогам, там, где бывают лишь бессмертные боги и редкие отчаянные птицы.… В общем, там царила паника.
Кое-кто из младших богов по-тихому собирал чемоданы, но старшие боги оставались на местах, хотя внутри каждого из них бушевала своя буря.
Феенель и Цеенель сейчас имели вид тошнотно – зеленого облачка, на которое все остальные боги по очереди навешивали амулеты. Самые сильные, на последний день приберегавшиеся амулеты и талисманы, обереги и ангриалы, фиалы и раки шли теперь в ход. Боги, не задумываясь, выкладывали их, потому что не сделай они этого, день и впрямь мог бы стать последним.
– Но кто ж мог знать…– простонала Маэртене, в свою очередь, прикладывая к Феенель золотой медальон.
– Может, такова воля Демиурга, – рассеянно ответил ей Галат
Маэртене в ответ выразила боль и отчаяние, но ничего не сказала.
Внизу.
Эд Ноппин опустился на колени у реки и, горстью зачерпнув воду, попробовал ее на вкус. Сглотнул, вытаращил глаза, потом зачерпнул еще горсть и ее тоже выпил. Остальные приключенцы наблюдали за ним с интересом и нетерпением.
– Невероятно! – наконец воскликнул хоббит, – Это просто невероятно!
– Да что такое-то, Эд? – нетерпеливо спросила Амелия
– Я готов поклясться, это Витая!
Доминга прикинула в голове карту, и тоже сочла, что это невероятно.
После того, как все высельчане очнулись от наркотического сна, они почему-то очень забеспокоились, почти грубо усадили приключенцев в лодку, несмотря на сопротивление Бахута, который так рвался к Доминге, что его пришлось скрутить и посадить в сарай под замок, покидали в лодку их вещи, надели приключенцам мешки на головы, после чего они нашли себя с вещами возле этой реки, про которую Эд говорил теперь, что это Витая. Доминга потерла ключицу и на всякий случай переспросила у хоббита:
– Ты уверен?
Эд обиделся:
– Я мог бы Конопелем поклясться, но просто скажу тебе, что не был бы я хоббит, если б не мог эту реку на вкус отличить. Да и место это, – Эд широко повел рукой, обводя ровный, заросший высокой травой заливной луг, на котором они стояли, – Мы, друзья мои, в Междуречье!
– Что же это такое?..– задумчиво проговорила Доминга, имея в виду способ, которым они сюда попали. Эд кивнул, соглашаясь с ней.
– А я знаю! – неожиданно заявила Амелия, – Междуречье – это где живут хоббиты! – и девушка очень обиделась, когда после этих слов волшебница и хоббит посмотрели на нее, как на сумасшедшую.
Девушка смутилась, опустила глаза, и вдруг ойкнула.
– Ты чего? – спросила Доминга
– У меня нога зажила!
Все приключенцы уставились на ее ногу, где, как они помнили, была повязка, под которой была едва закрывшаяся коркой глубокая рана. Ни повязки, ни раны не было. Амелия свободно стояла и сделала, сияя, несколько пробных шагов. Все смотрели то на ее ногу, то друг на друга и молчали.
– Ну, что стоим-то, – наконец сказал Таэнн, – Междуречье – не Междуречье, какая разница! Хоть Чистый Лист, идти-то надо! Лошадей-то, сволочи, не вернули!
– Хоть вещи отдали, и то ладно, – вздохнула Доминга, – И куда ты предлагаешь идти? Кстати, Таэнн, – добавила она ехидно, – Чистый Лист – глупая легенда, дурацкий предрассудок!