За ужином Скоблин сказал:
– Помню, как жаловалась, что засиделась в Париже. Когда выезжали в последний раз?
– Месяц назад были в Варне, выступила перед тамошней русской колонией, – напомнила Надежда.
– Русских немало не только в Болгарии, но и в Берлине.
Плевицкая пристальнее всмотрелась в мужа.
– Собираться в Берлин?
– Да, оттуда съездим в Ригу.
– А когда в долгожданную Америку?
– Ближе к зиме. Мы люди подневольные, подчиняемся приказам, а он требует посетить Прибалтику, в частности древнюю Ригу.
– Если завтра Центр потребует побывать в Эфиопии или на Мадагаскаре, поспешим и туда?
Генерал кивнул.
– С приказами не спорят, их не обсуждают, а выполняют. Надо будет – помчимся на край света. В Берлине у тебя один концерт, в Риге два на лучшей в городе площадке.
– Вновь станешь надолго пропадать?
– Буду уходить лишь на пару часов: принадлежу не только тебе, но в первую очередь Отечеству. Не забывай о предельной осторожности, чье имя бдительность – один неверный шаг, малейшая оплошность приведут к непоправимому.
Скоблин говорил прописные истины, но Плевицкая не перебивала, согласно кивала и думала:
«Мои гастроли – хорошее прикрытие задания, возможность встречаться с курьером: вдали от столичного шума и французской политической полиции, а также эмигрантской разведки, актерская профессия позволяет ездить по городам и весям, никто ни в чем не заподозрит избалованную и обласканную зрителями певицу».
Еще Надежда Васильевна задавала себе вопросы:
«Кто, интересно, на этот раз послан на встречу с Колей? Не снова ли Ковальский? Центр, дабы не назначать пароли, мог закрепить за мужем одного хорошо знакомого курьера. Если прибудет Ковальский, уведу на концерт».
Слушать нравоучения стало скучно, и она напомнила мужу про давно заслуженный ими отпуск.
– Сколько раз собирались на юг Италии – и всегда мешали твои неотложные дела, мои концерты. Давай бросим все, забудем про обязанности и побездельничаем у теплого моря.
– В нашей работе отпусков не бывает, – тихо, но жестко ответил Скоблин. – Как лошади на скачках, мы обязаны бежать, не делать остановок, не сворачивать в сторону, первыми приходить к финишу.
Вступать в спор Надежда не хотела – он мог завершиться ссорой.
«Стану держать нервы в узде, ведь от срывов стареет кожа лица, появляются морщины. Надо беречь себя. Не забывать о Коле, ему приходится труднее – взвалил на плечи сбор сведений, работу в РОВС…»
Надежда тряхнула головой.
– Хватит о делах. Скажи, какой подготовить костюм к поездке? Хотя считается, будто мужчины, в отличие от нас, ничего не смыслят в моде, им лишь бы чисто одеться, но о тебе такое не скажешь, имеешь отменный вкус. Мундир, понятно, оставим в шкафу, наденешь бежевую тройку, макинтош, касторовую шляпу. Включу в репертуар побольше народных, истинно русских песен, цыганщину оставлю на бис. В Берлине и Риге масса тоскующих по родине соотечественников, так что залы будут полными. В первый же день приобрету кружева и найду опытного ювелира, чтоб починил аметистовую заколку. Наконец-то увижу рейхстаг, зоосад Гутенберга, слышала, что он считается лучшим в мире…
Ночью во сне увидела себя со стороны на допросе у Шульги в Одессе, затем на палубе парохода под шквальными ветрами. Проснулась и долго не могла прогнать видение…
Берлин встретил мелким холодным дождем, так что встречающие русскую знаменитость репортеры успели изрядно перемерзнуть, прячась под крышей над вокзалом.
– Как разузнали о моем прибытии? – шепнула мужу Надежда, приятно удивленная встречей.
– Заблаговременно дал телеграмму в местное газетное агентство, – ответил Скоблин.