– Ты закончила, дай мне рукопись, теперь красиво завяжем, я поставлю печать и отошлем. Но прежде напиши письмо отцу, ты обещала.

– Я устала…– откинувшись на подушки сказала девушка.– я потом… Да и что писать? Ничего не произошло ведь…

– Знаешь, чтобы писать быстро, нужно писать много. Когда я была такая, как ты, отец наказывал мне писать почти целый день. Я вела летопись, записывала его переговоры с купцами и гонцами, а еще копировала для него рукописи. Поэтому я пишу очень быстро и хорошо, ты будешь тоже писать также, если научишься этому. Напиши ему. Давай мы закажем тебе печать, так он сразу будет знать, что письмо от тебя.

– Как у тебя?– показала она на висящую на шнурке у меня на шее печать.

– Да, только пусть там будет написано Маха.

– Да! Да! Я хочу такую печать! Пойдем сейчас же закажем!

– Нет, милая. Сначала напиши письмо, потом закажем печать,– остудила я пыл девушки.

Вскоре она закончила писать и мы пошли к кузнецам, чтобы они сделали маленькую красивую печать для Махи. Недалеко от мастерских Тархан что-то обсуждал с мастерами. Увидев меня, он отвернулся, сделав вид, что не видит. Договорив, явно избегая встречи со мной, ушел, на ходу что-то сказав мастеру. Вид у него был хмурый, глаза красные. Я поняла, что он не спал всю ночь, что он думает, но решения не находит. Мне вдруг стало жаль мужа и я решила поговорить с ним, постараться хоть немного исправить ситуацию. Я оставила Маху и пошла за ним.

– Тархан, Тархан, подожди!

– Чего тебе, жена? Я тороплюсь!

– Давай поговорим! Я написала ответ отцу и вскоре его отправлю. Ты будешь отвечать ему?

Тархан замедлил шаг и повернувшись, первый раз посмотрел мне в глаза.

– Что я должен ответить ему? Что я согласен на полный контроль? Что я даже не могу теперь решать судьбу моих рабов?

– Это не твои рабы, Тархан. У нас нет рабов. Это освобожденные люди.

– Да? А разве мы не решаем освободить их? Это значит, что можем и не освобождать!

– Нет, не можем! Это значит только, что они были отбиты у врага и были их рабами. А мы даем им свободу и говорим об этом! Тархан, ты же сам принял решение задержаться и не вернуться к соревнованиям. Глава Племени, став им, берет на себя обязанности.

– Учить меня вздумала?! А я хочу свои устои сделать в Племени! А не те, которым следует твой отец! Хочу сам принимать решения! Прошло уже пять лет, а я все как послушный баран, слушаю своего пастуха! И не буду ничего писать ему! И слушать больше не буду! Пусть попробует со мной потягаться! У меня самое лучшее оружие! И бойцы самые смелые! У нас вон, какой отряд! А с рабами их еще больше!

– Тархан! Не делай этого! Ты совершаешь ошибку!

– Молчи, жена, скажи спасибо, что не лишил тебя жизни. Только из-за детей! – он быстро ушел в сторону юрты Айзере.

Я стояла глядя ему вслед и думала о том, что отец не простит ему это. А также в сказанном Тарханом сквозило не только то, что он отказывается слушать Оуюн Хагана, но и то, что он готов противостоять ему! Никто из Племен Великой Степи не отважился бы на это! Меня не страшили угрозы мужа, я только опасалась за его жизнь и не хотела чтобы он втянул в борьбу наших мужчин, ведь все они были нашими одноплеменниками. Мне стало страшно. Ведь это было нарушение всех Устоев Предков, всего порядка и Законов Степи! Я не могла позволить этому случиться и решила написать отцу. Разговор с Тарханом сильно взволновал меня и я никак не могла сосредоточиться, наконец я описала все события и, запечатав письмо, пошла искать гонцов и Маху, которая ждала у кузницы, когда ей отольют печать.

Ответ отца не заставил себя ждать. За эти дни мы с Тарханом не перемолвились ни словом. Муж был мрачным, он приходил в юрту поздним вечером и уходил на рассвете.