– Шолпан, среди вас была женщина, Айзере, она не говорит на языке Великой Степи. Кто она и что ты знаешь о ней?

– Многого не знаю. Она была с нами, но не говорит, поэтому рассказать ничего не могла. Красивая… У нее какое-то горе… как и у нас всех…

– Все закончилось, Шолпан, все уже позади. Тебе будет хорошо у нас,– сказала Баэрта.

Девушка кивнула головой и грустно улыбнулась.

– Спасибо вам! Мне и правда стало легче. А Айзере… ей повезло… Когда Тархан увидел ее, открыв покрывало, она закрыла лицо руками и не хотела открывать. Боялась его, но он был настойчив. Мы видели, как он убрал ее руки и ее красота поразила его. Девушку везли в подарок какому-то Хану, поэтому ее не трогали. Она ехала с нами, но потом в украденной маленькой повозке. В такой путешествует семья Хана. Ей давали больше еды и не разрешали открывать лицо чтобы его не опалила солнце, берегли ее красоту. А тут Тархан… Он отбил нас у разбойников, они в страхе бежали, а потом я слышала, как он сказал своему другу, что небо послало ему подарок – Айзере. Он потерял свой ум и мы долго стояли в степи, он раскинул лагерь и ее поселил в отдельную юрту. Ходил к ней каждый день, мог взять ее насильно в свою юрту, рабыня все же, но он не был груб. Мы все думали, какой хороший заботливый и нежный муж. Даже сейчас уже на своей Земле он ждет пока она согласится.

– Но она же не знает языка!– воскликнула Маша.

– Разве это может помешать?– усмехнулась Баэрта, – в таких делах это не преграда, вон твоя мать, разве стал любить ее Оюун Хаган меньше? Но она быстро научилась. И ты тоже. Кто теперь может сказать, что ты чужестранка?

Маша вздохнула. И правда. Она уже забыла, что когда-то ее мать и их с братом тоже освободили и Оуюн Хаган любил ее мать. Она стала настоящей хозяйкой его ума. Он советовался с ней, а Маше все позволял.

– А Айзере его не подпускает до сих пор,– продолжала рассказ Шолпан.

– Откуда ты знаешь? -спросила я

– Он вон как кружит вокруг ее юрты. Она внутрь не пускает, сама к нему выходит. Если бы пустила, значит позволила, но мы все видим. Ее юрта на самом краю кочевья у реки. Воду Тархан ей носит, юрта у нее маленькая и очень удобная, он сам ее ставил.

Все это слышать мне было очень неприятно, смешанные чувства обуяли меня, даже во рту появился какой-то противный, будто железный вкус. На меня нахлынули и ревность, и гнев, и зависть к ее красоте, и уважение, что она не побоялась не покориться, что смелая. Все эти мысли и чувства создавали и питали сильные переживания, мне стало душно в ба-ня и я выглянула, чтобы вдохнуть жаркий солнечный сухой воздух Степи.

– Скажи, Солонго, в вашем Племени дозволено иметь наложницу? Ведь ты жена Тархана. Она рабыня, он Глава Племени и победитель, но все же…

– У нас так не принято. У нас можно взять второй женой, сначала сделав ее свободной. Но на это должна быть согласна жена и мать, если она есть. А просто так ходить можно только к вдовам. Она же не вдова, верно?

– Нет. Она девушка. А ты дашь согласие?– продолжала спрашивать Шолпан.

Я промолчала, строго взглянув на Шолпан и она осеклась. Мне не хотелось обсуждать с ней это. Я перевела разговор на другую тему. Маша стала рассказывать о средствах для красоты, которыми пользовалась ее мать и она с детства, к ним прибавились средства, которые всегда были у Рахат, Маша рассказала, что Рахат, родившая за это время еще двух девочек, осталась любимой и желанной, что у Нарана нет второй жены, которая бы взяла на себя часть домашней работы, освободив от нее Рахат, но Наран сам ее выполняет, несмотря на шутки друзей. Мы поговорили о том, как это удается Рахат, ведь она ничего, казалось бы не делает для этого, она никогда не заставляла Нарана делать что-то, он сам стремился облегчить ей жизнь. Она не потеряла красоту, разве что став более дородной, но от этого не менее прекрасной. Что девочки у нее чудесные, красавицы, все в мать и что она уже сейчас потихоньку учит их всем женским премудростям и водит в ба-ня и они всегда чистые и ласковые, и послушные. Так незаметно за болтовней пролетело время и мы, неохотно простившись, разошлись по юртам.