Постоянное одиночество отражается не только на взглядах и мировоззрении, но и на внешнем облике. Илюша стал прямым и строгим. Любое новое событие нарушало его свободу.

Поэтому и росомаха, отделившая продолбленную во льду лунку от транспорта Ильи, на котором он приехал на рыбалку, привиделась происшествием из ряда вон выходящим. Пришлось отдать всю выловленную красную рыбу для освобождения из плена.

В другой раз росомаха съела пятикилограммовый, с расчетом на долгий срок, кусок сливочного масла, опущенный с моста в ледяной ручей, и оставила пятипалые следы на берегу. В третий раз поломала рыбацкие снасти, запутавшись в сохнувшей между кольями сетке.

Тогда отшельник дополнительно к арбалету взял кольт с одним патроном, до этого хранившийся в смазке в тайнике под потолком, и стал с ним расхаживать. Зверь учуял неладное и решил ходить конвоиром за сто метров, присаживаясь, если останавливался хозяин геологической станции, или же продвигаясь дальше, если он продолжал движение.

Когда росомаха исчезла, Илюша расстроился.

Саяно-Шушенская ГЭС представляет собой подкову, которая развернута вогнутой стороной к потоку, и поэтому сама конструкция держит воду. В отличие от нее, Красноярская плотина – это каменная плита, брошенная поперек реки, и дамба существует за счет неимоверной прочности бетона.

До возведения плотины прибрежные жители страдали от разливов Енисея, а теперь вырос целый город, находящийся ниже уровня воды на пятнадцать метров, стоящий многоэтажными террасами по обрывистому берегу. Сибирские гиды любят шокировать незнающих туристов тем, что, проезжая по шоссе среди глухой тайги, заявляют, что двигаются по центру десятитысячного поселения. Домов же не видно – они внизу, за соснами, и почти не показываются, если не обращать внимания на торчащие над лесом телевизионные антенны.

После начала реформ многое изменилось. Так, заработки в основном стали сезонными или необычными. Все мужское население ждет шишек, которых заготавливает в тайге, или приезжих, которых водит в заброшенные шахты.

Шахты издали выглядят ласточкиными норами в откосе берега. Как будто птицы сидят в жилищах и высунули хвосты наружу. На самом деле это из выходящих из недр отвалов торчат провисшими усами остатки рельсов. За полтос можно побродить с сопровождающим под землей и покататься на вагонетках, как Индиана Джонс. Но на такие подвиги горазды только безбашенные столичные фраера. Здесь же каждый малец знает, что все на ладан дышит: можно пукнуть – и обвал.

До случая, произошедшего с Кырдылкыком, еще обожали иностранных гостей. Их можно было безбоязненно водить на двухкилометровые сопки за валютные денежные знаки. Хлопот немного, а барыш очевиден.

У бурята же произошел чудовищный конфуз: он повел двух итальянцев наверх, а те через пятьсот метров сели с высунутыми языками, держась за сердце, с требованиями вызвать спасательный вертолет. Сами спускаться гости местного начальства наотрез отказывались.

Когда их сняли, Кырдылкыку власти устроили разнос: да как ты мог, да ты их хоть спрашивал, ходили ли они до этого в горы и на какую высоту, да ты чуть контракт не загубил, да ты вредитель экономического процветания края.

Как потом выяснилось, все он спрашивал, все объяснял, а те кивали и говорили, что и на пять тысяч метров забирались. Просто у них в Европе поднимаются по асфальтовым дорогам на джипах, а у нас – пешком по кедрачу.

Вот и вся разница.

Альберт Викентьевич – первый священник Егорьевской церкви – прожил странную жизнь. С одной стороны, он построил церковь в тысяча восемьсот девяносто четвертом году, а с другой – видел разрушение своего творения и не дождался восстановления.