Отмахнувшись от жуткой морды, как от мелкой брехливой шавки, Даня мысленно воззвал к настоящему хозяину ущелья.

В пальцы рук и ног словно вонзилось множество раскаленных тонких иголок — верный признак того, что его услышали. Внутренности скрутило узлом, тошнота подступила к горлу — приближался кто-то невероятно мощный, древний.

Кто-то, кому не нужны ритуалы, напевы, обряды. Кто-то, взирающий прямо на Даню — без злобы, но с плотоядным интересом. Так глядят на вкусный ужин, например.

Неподвижный воздух взметнулся морозным вихрем, сбивая дыхание. Горло схватило льдом, легкие окоченели, кожа покрылась изморозью. Даня пытался податься назад, дотянуться до Поли, но его сковала полная неподвижность, тело застыло, неподвластное его желаниям.

И тут позади раздалось тихое предупреждающее рычание — определенно волчье, но гораздо более глубокое, грозное, выразительное. Холод отпрянул, на мгновение замер, а потом начал таять капельками воды, в которых проступила нечеткая фигура — то ли женская, а то ли мужская. Всего лишь почти прозрачный силуэт, смеющийся ветерок — тонкая звенящая насмешка, завибрировавшая отовсюду.

— Про́клятые к про́клятым, — прозвучало ехидное, — костью в горле… Что ж, добро пожаловать.

И все исчезло.

Даня рвано выдохнул, закашлялся, прижав руки к груди.

Смотреть на Полю было страшно — кошмарное рычание все еще звучало в его ушах. А вдруг вместо юного девичьего лица он увидит волчью пасть с острыми ощерившимися зубами?

А вдруг она однажды решить сомкнуть их на его горле?

Ни одно человеческое существо не способно издавать такие звуки.

— К муннам такие знакомства, — выдохнула Поля. — Ты видел его хвост? А когти?

— Хвост? — губы плохо его слушались, однако Даня искренне порадовался ее словам. Осторожно покосился назад и обрадовался еще больше, не обнаружив за собой клыков. Ошеломленная, Поля сидела на спальнике, вцепившись побелевшими пальцами в его ткань. В округлившихся глазах мерцали хищные оранжевые искры — подобно закатным отблескам в голубом небе.

Даня осторожно пригладил наэлектризованные Полины волосы, пытаясь успокоить.

— Я не видел никакого хвоста, — признался он.

Ущелье притихло, не атаковало его больше мо́роками, не запугивало скелетами воронов и не завывало на все голоса.

— Ледяное чудище, — пояснила она, — прозрачное, с кроваво-алым сердцем внутри и лицом каменного истукана. Такое ощущение, что его собрали по кусочкам из скал, снегов и… кого-то живого. Я даже испугалась.

Даже испугалась!

С нервным смешком Даня перебрался на другую половину спальника, поковырялся в своем рюкзаке, нашел небольшую кружку и начал размешивать печенье в воде. Придется лопать тюрю, как беззубому старику. Но без еды он долго не протянет — при таких-то потрясениях.

— Удивительная гадость это печенье, — прокомментировала Поля, наблюдая за ним.

— У нас еще есть сыр, яблоки и вяленое мясо.

Она достала яблоко, захрумкала. Даня протянул ей ломоть сыра.

В прохладной воде печенье отказывалось растворяться, и он машинально крошил его ложкой, приходя в себя от произошедшего.

Проклятые к проклятым? Это еще что значит?

Ну, с Даней-то все понятно. А Поля?

Сейчас, когда оранжевые искры исчезли из ее глаз, она выглядела беззащитной и милой. Немного потрепанной после долгого пешего перехода и встречи с ледяным чудищем. Сонно моргала, зевала, прикрывая рот ладошкой.

Она была человеком, который то и дело пересекал Гиблый перевал, и не собиралась терять самообладание так уж легко. Даня не сомневался, что сон ее будет глубок и крепок, а вот ему предстоит ворочаться и страдать — затягиваясь, рубцы причиняли мучения.