Присутствующие заскучали, а поп начал размахивать дымящей начищенной серебряной диковиной и затянул молитву. Я, чисто на всякий случай, как и просил Валерка, скрестил на ногах пальцы. Стоять стало неудобно, но раз обещал, потерплю. Ещё немного подумал, сунул руку в карман и взялся за член. Стало смешно, и давящее ощущение от молитвы исчезло. Посмотрел на отчима, и мне стало нехорошо: отчим завороженным взглядом следил за серебристой железякой в руках попа, а лицо его сделалось каким-то отрешённым. Так-так-так! А ведь Валерка, царствие ему небесное, предупреждал не зря! Мелко-мелко переступая, приближаюсь к отчиму, и безжалостно давлю ему каблуком на пальцы ноги. Отчим слегка дёргается и сонным голосом шепчет:

– Юра, сынок, ты чего? Видишь, люди молятся, не мешай, грех это!

– Папа – шепчу я ему злым голосом – немедленно сунь руку в карман и возьмись за член, а не то проклятый поп тебя заворожит!

Отчим ошарашено оглядывается на меня, и, помедлив, суёт руку в карман. Спустя мгновение он давит усмешку и шепчет:

– Спасибо, сын, ты мне снова очень помог!

А поп тем временем продолжает свои камлания. Молодой урка и его баба заворожено следят за ним, у бабы из угла рта потянулась тонкая нитка слюны.

– Страх-то какой! – шепчет отчим – Неужели я так же стоял? Как истукан безмозглый…

– Поп-то явный гипнотизёр, папа. И очень сильный гипнотизёр. Постарайся ему наедине не попадаться – заворожит в одно мгновение!

– Откуда знаешь?

– Предупредили.

– Валерка?

– Так уж получилось.

– Так вот оно что! Ладно, всё понял. Эвона кто по душу моего сына наповадился… Учту. – едва слышно пробормотал он, но я его словам не придал значения.

Молитва закончилась алкаши погрузили гроб в кузов грузовика, и полезли в кузов машины отчима. Остальные полезли туда же, только я полез в кабину. Правда, поп сунулся, было туда же, но, поймав хмурый взгляд отчима, полез в кабину другой машины.

За элеватором, на кладбище, Валерку ждала уже выкопанная могила. Гроб быстренько опустили, присутствующие кинули по горсти земли, после чего алкаши быстренько закидали могилу, получили свою бутылку да по трояку на рыло, и, побросав в кузов отцовского «Мормона» лопаты, весело переговариваясь, учесали в сторону лога, где виднелись кустики. Поминать будут, ага.

– А может ты, раб божий Юрий, хочешь сказать своё слово над прахом раба божьего Валерия? – спросил поп таким медовым голосом, что моя левая рука непроизвольно нырнула в карман и нащупала член. Правой рукой я держал костыль.

– Что тут скажешь, товарищи! С Валерием Иваниенко мы жили по соседству, но не общались. Всё-таки возраст и интересы у нас сильно разные. Но я не слышал ни от кого дурных слов о нём. Валерий, уж простите, пожалуйста, но не знаю его отчества, был достойный, трудящийся человек. Он много работал. Говорят, Валерий сидел в тюрьме. – при этих словах мнимый сын Иваниенки на меня злобно покосился – Но свою вину, уж какой бы она ни была, он искупил полностью. Так уж получилось, мне довелось вытащить Валерия из горящего дома, но он там уже был без сознания. В больнице он тоже был в бессознательном состоянии. Вот и не довелось мне с ним ни разу пообщаться. Очень жаль, что врачам не удалось сохранить его жизнь, всё-таки он был человек. Земля тебе пухом, Валерий. Покойся с миром.

Я кивнул напоследок, и сделал шаг назад.

– Теперь ты, Олег, скажи своё последнее слово над гробом отца. – в голосе попа послышалась тщательно скрытая издёвка.

– А, это… Ну типа, пусть земля пухом, ёпта43.

***

Вечером у заветной кровати в кустах меня дожидалась Лиза. Все прошедшее время мы встречались ежедневно, по два-три раза, и удивительно, что никто нас так и не заметил. Впрочем, заметить нас трудно: место уединённое, а мы старались быть осторожными.