– А теперь представлю ещё одного участника нашей группы, вы её прекрасно знаете, Дина Нурпеисова.

– Она же не поёт и не играет! – подала голос Фая.

– Я знаю. Зато Дина пишет прекрасные стихи, в том числе и на казахском языке. Кроме того, Дина будет у нас конферансье, и возможно, будет читать со сцены юмористические монологи.

***

Поздно вечером к нам забежала медсестра, Алла Игоревна.

– Юра, сегодня, около семи часов вечера, помер Валера Иваниенко.

– Ну, как говорится, царство ему небесное.

– Валера, как его привезли, всё молчал, только когда терял сознание, то стонал. Под конец начал бредить, поминал тебя. Всё просил помянуть его душу.

– Что он ещё говорил?

– Да ничего. Только несколько раз повторил, что у настоящих комсомольцев бог в душе. Странно, правда?

– Наверное. Я-то в бога не верую, но Валера, похоже, был верующим.

– Только Юра, ты это, никому о том не говори. Борис Иванович строго наказал и мне и Стеше, нашей санитарке помалкивать, и даже милиции ничего не говорить, дескать, это врачебная тайна. Нам-то что, помолчим, не первый раз.

– Договорились, помолчу и я. А хоронить когда будут?

– Вот тут дело странное, Юра. Так-то Валера жил бобылём и нелюдимом, а тут появился молодой парень, из этих, из тюремщиков, весь в наколках, даже на шее. Говорит, что сын Валерки, только вишь ты, отчество-то у него совсем другое, не Валерьевич!

– Так чего он хочет, тюремщик этот?

– Всё допытывается, с кем дружил Валерка, да с кем разговоры разговаривал.

– Понятно. Что-то тут мутное, нехорошее.

– И Борис Иванович так говорит. Уж как он радуется, что ты с Валеркой даже словом не перемолвился, просто страсть как радуется!

– А как бы я с ним поговорил, когда он всю дорогу молчал, да вокруг люди. То врач, то медсёстры, то санитарки. Всё время на глазах.

– Ага! Вот и я, то же самое говорю.

***

Красивые ворота у нашего автопредприятия: проём высотой метров пять или даже семь, сами ворота состоят из двух секций и открываются при помощи электромоторов, отъезжая в стороны. А наверху, на сетчатом фоне из трубок малого сечения сварено изображение грузового автомобиля: новейшего на тот момент ЗиЛ-130. Под грузовиком, во всю ширину ворот надпись, тоже сваренная из искусно согнутых трубок: «Троебратское автомобильно-транспортное эксплуатационное предприятие»

Но мне в ворота не надо, я поворачиваю направо, туда, где стоит небольшой клуб автопредприятия, мне за него, к зданию, в котором отныне работает швейный цех.

Дверь швейного цеха огромная. На стальном каркасе в два слоя еловые доски, а между ними утеплитель. Сверху, с обоих сторон, ещё слой утеплителя покрытого дерматином. Но дверь открывается неожиданно легко и плавно – её вывешивал лично мой папа, а он большой умелец по части строительства. Большая дверь здесь нужна чтобы при необходимости заносить новое оборудование, а оно в швейном цеху довольно громоздкое: одни раскроечные столы чего стоят. Оно конечно, можно поставить и стол с составной столешницей, но цельная удобнее в работе, я это знаю не понаслышке.

За дверью открывается цех: просторный, светлый, с высоченными потолками. Высокие потолки – это уже моя заслуга: изначально потолки здесь были обычные, что-то около трёх метров, и когда мы осматривали здание, я тогда сразу сказал отцу и Давиду Иосифовичу:

– Так не годится, мужики! В цеху будет работать много людей, от ткани идёт пыль, частички ниток. В таких условиях немудрено доиграться до туберкулеза.

– Спаси милиция! – замахал на меня руками отец – А что ты предлагаешь делать?

– Нужно увеличивать высоту потолка и ставить хорошую вентиляцию.