Надо сказать, что мои философские прозрения со дна коробки «Хэппи Мила» отгородили меня от этого. Какое-то время моя преданность бессмысленности была так крепка, что испортила множество уроков воскресной школы, лекций по философии и пьяных разговоров. Всякий раз, когда я жалела себя или теряла почву под ногами, я мысленно возвращалась к клубящейся массе случайных событий, которые привели к моему рождению, и думала: ну, по крайней мере, все уже сложилось неплохо. Ощущение своей ничтожности в этом мире и в собственном представлении давало мне странное чувство покоя.
Но, как выяснилось, даже многолетний приверженец концепции бессмысленности может попасть в смертоносную декадентскую ловушку смыслов.
Когда в 2010-х годах я работала в цифровых медиа, мои отношения с растущей коммерческой ценностью смысла начались с недоумения и закончились зависимостью. Журналистика – дело сложное и дорогое, и, к сожалению, глубоко продуманный, качественный и действительно содержательный контент очень редко находит своего читателя. Это жестокая реальность редакторов и авторов, разрывающихся между преданностью общественному благу и менеджерами, которые стоят над душой и спрашивают, не будет ли на этой неделе чего-нибудь «вирусного». Поэтому мы, журналисты, пошли простым обходным путем и использовали стремление нашего мозга к просвещению и поиску цели.
Человеку свойственно желание понять, что все это на самом деле значит. Такие размышления требуют большого труда. В прошлом писатели и философы посвящали всю жизнь поискам ответов на главные вопросы жизни. Генри Дэвид Торо прожил много лет в лесу в полном одиночестве, когда писал «Уолдена» – критический опус про западный консьюмеризм и разрушение природы. Эпикур основал «Сад» – в буквальном смысле микрообщество, где его последователи жили вместе, стремясь к пониманию и достижению счастья. У редакторов нет на это времени. Они ищут способ, как передать бесценное ощущение рефлексии и радости новых открытий. И если им удается облечь эти эмоции в статью, на чтение которой уйдет четыре минуты, а потом она будет классно смотреться в Instagram, сбыть их становится намного проще и выгоднее.
Это одна из причин, по которым последние десять лет вы наверняка наблюдаете, как безграничные просторы онлайн-пространства колонизировали повествования от первого лица. И оно, будто самоублажаясь, приписывает глобальное значение каждому животному, овощу и минералу в радиусе двадцати метров от своего рабочего стола. Недавно друг прислал мне статью о том, что же на самом деле значит «сидеть». Прежде чем злобно ответить, я вспомнила, что сама писала унылые исследования на такие важные темы, как значимость восклицательных знаков, влияние выбора газированных напитков на развитие классового общества, а еще о том, что Instagram Скита Ульриха[2] может рассказать, как интернетом пользуются разные поколения.
На эти крошечные исследования читатель чаще обращает внимание, а значит, они позволяют расширить аудиторию и увеличить количество упоминаний в социальных сетях. Теперь это интеллектуальный конвейер, и громкие заявления в 800 слов, которые нужно успеть сдать до дневной новостной рассылки, заменили исследования в поисках смысла, требующие многолетней работы.
Я и сегодня могу взглянуть на полумертвый цветок в горшке и превратить его в высказывание о морали в эпоху постинтернета, или о нашем стремлении к спокойствию в городских условиях, или об ужасе избавления от идеализированных подростковых взглядов на жизнь. Конечно, этот навык не приносит человечеству слишком много пользы, но это – результат адаптации к системе и культуре, где смысл превратился в особую валюту, на которой все спешат нажиться.