Следы пребывания неизвестного попались ему на глаза через считаные секунды и заставили на миг оцепенеть. На полу между спальней и гостиной (дверь на этот раз была открыта) багровели четыре маленьких пятнышка. Алексей вооружился лупой, найденной в ящике серванта, лег на ковер и тщательным образом изучил их. Понюхал, потер смоченным в слюне пальцем. Липкая субстанция с кисловатым запахом… Кровь!

Вот теперь стало по-настоящему жутко. Но его ждал еще один сюрприз.

Из-под кресла слышалось слабое «шлеп-шлеп-шлеп». Касаткин засунул туда руку и вытащил магнитофон. Пленка давно кончилась, бобины крутились вхолостую. Он остановил их, перемотал ленту на начало, включил воспроизведение и стал слушать. Первые часа три не было ничего интересного, лишь тикали ходики, через равные промежутки куковала кукушка да Клотильда точила когти о диван.

Касаткин слушал и, если бы не напряженные до предела нервы, наверняка бы погрузился в царство Морфея, особенно после ночного недосыпа. Но вот под конец записи началось интересное. Сквозь мерное шуршание проклюнулся непонятный скрип, перешедший в скрежет, не сказать чтобы оглушающий, но вполне различимый. Забегала Клотильда – ее дробное топанье сложно было спутать с чем-то другим. Потом она замяукала – зло и требовательно, как будто пыталась кого-то прогнать. А скрежет все не прекращался, сверлил Касаткину мозг. Что же это такое? И откуда он, из какой части квартиры?

Концовка записи оказалась наиболее впечатляющей. Клотильда мяукала все чаще и злее, после чего дико взвыла. На этот вой наложился вопль, который с равным успехом могло бы издать человеческое существо или зверь, если бы ему причинили сильную боль. К несчастью, именно здесь запись оборвалась, и что произошло дальше, осталось тайной, покрытой мраком.

Алексей раз десять отматывал пленку назад и переслушивал финальную какофонию. Вместе с ним слушала и Клотильда, шерсть у нее на загривке стояла дыбом, и клыки она скалила, как африканский лев.

– Ты его цапнула, да? – допытывался Алексей. – Кто это был?

Но Клотильда, разумеется, не могла ответить. Когда он перестал запускать пугавшую ее звуковую дорожку, кошка мало-помалу успокоилась и пошла на кухню, где начала греметь пустым блюдцем, требуя завтрак.

Касаткин весь день не находил себе места и едва дождался прихода Юли. Он впервые рассказал ей обо всем, что происходило в последние дни, вернее, ночи, в квартире Греты Германовны. Сначала Юля восприняла его рассказ с известной долей скепсиса, решила, видно, что это неудачная шутка, но Алексей показал ей кровь на полу и дал послушать фрагмент записи со скрежетом и леденящим душу воплем.

Юля сразу сделалась серьезной, заговорила приглушенно:

– Это полтергейст! Помнишь, мы у меня дома на видике смотрели «Ночь темных теней» и «Навстречу радостной смерти»?

Это были первые фильмы ужасов, которые Касаткин видел в своей жизни. Чуть заикой тогда не стал. Но то, что творится сейчас наяву, посильнее киношных ужастиков.

– Это же фантастика, – возразил он. – Выдумка. А тут – реальность!

– А фантастика, думаешь, на чем основывается? На реальности! – авторитетно заявила Юля. – Я в альманахе «Эврика» читала: ученые не отрицают существование аномальных явлений. Только объяснить пока не могут.

– Да мне не нужно объяснять! – вспылил Леша, давая выход накопившимся эмоциям. – Надо что-то с этим делать! Приедет бабуля из своего санатория, и что я ей скажу? У нее в квартире домовые поселились, а я недосмотрел?

Юля обиженно надула губки.

– Не кричи на меня. Я не виновата, что у нее там кто-то поселился. Может, она ведьма… И потом – при чем тут ты? Оно же само завелось, без твоего приглашения.