До полуночи Касаткин вел себя как подобает бдительному часовому: глаз не смыкал, ловил каждый шорох и готов был в любой миг отразить нападение. Однако темнота, тишина и неподвижность стали действовать усыпляюще. В грудную клетку вливался густой душный воздух, наполненный дурманящими запахами цветов.

Не помог и выпитый за ужином чай. Голова Касаткина клонилась все ниже, он уже не просто держал клюшку, а наваливался на нее, как немощный старец на клюку. В какой-то момент она выпала из руки и мягко шлепнулась на ковровый ворс. Алексей этого не заметил, забытье овладело им. Длительное напряжение сыграло злую шутку – организм потребовал отдыха и отключил восприятие действительности. Запомнилось, как кукушка в часах прокуковала дважды, после чего уши заложило ватой, веки слиплись, а мозговые извилины перестали работать. Леша Касаткин уснул.

…Пробудился он от сердитого мяуканья Клотильды, а еще от того, что она, сидевшая уже не на диване, а на спинке кресла, тянула его лапой за плечо. Спросонья он взмахнул рукой, чтобы отогнать назойливое животное, да так и замер.

В спальне кто-то был! Знакомый по магнитофонной записи скрежет слышался отчетливо, а чуть погодя к нему прибавилось постукивание, будто осторожно долбили зубилом по камню. Сон мгновенно испарился, Алексей беззвучно свесился с кресла, поднял топорик и с замиранием сердца заглянул в соседнюю комнату.

Занавеска на окне была отдернута – он специально оставил ее так, чтобы в квартиру проникали лучи уличных фонарей. Но не рассчитал, что лучи эти будут светить прямо в глаза.

Постукивание прекратилось, все затихло. Касаткин встал с кресла и, собравшись с духом, шагнул в спальню. Встал так, чтобы фонари не слепили. Огляделся.

Черт, спальня была пуста! Ни людей, ни призраков…

Но он не мог ослышаться! Сделал три шага вперед и увидел возле плинтуса какое-то крошево. А ведь квартира была безупречно чиста, он следил за этим!

Поднял голову и от неожиданности позорно попятился. Олени на водопое, исподлобья хмуро смотревшие друг на друга, шевелились!

Стоп. Этого не может быть. Да… конечно! Шевелились не олени, а гобелены, колеблемые сквозняком. Но и это было невероятно, потому что через накрепко закрытые окна не смог бы проникнуть даже легчайший ветерок.

Касаткин зажатым в руке топориком приподнял гобелен, висевший слева. За ним, в стене, зиял пролом – небольшой, но вполне достаточный, чтобы через него пролез человек средней упитанности. Ошеломленный Алексей сунулся в этот пролом и обнаружил, что он ведет в другую квартиру, обставленную по-холостяцки скудно и порядком запущенную. Это была квартира геолога, который сейчас находился где-то в Хакасии.

На Алексея снизошло озарение. Он приподнял гобелен, висевший напротив первого, и за ним открылся точно такой же пролом, который вел в квартиру заслуженной балерины. И там, в этой квартире, орудовал вор!

Касаткин на секунду-другую растерялся. Как лучше поступить: караулить здесь или лезть в отверстие и хватать злодея на месте преступления? Существовал и третий вариант: бежать к себе и звонить в милицию (у Греты Германовны домашнего телефона не было). Но его Алексей отмел сразу. Пока будешь бегать и звонить, вор, чего доброго, смоется.

Была не была! Не выпуская топорика, Касаткин полез в дыру. Для него она оказалась тесновата, мешало загипсованное предплечье, еле протиснулся. За ней царила непроницаемая чернота.

Вот балда! Фонарик оставил на кресле в гостиной… Но возвращаться за ним уже некогда.

Касаткин плюхнулся на пол, резво поднялся и потянулся туда, где располагалось окно. Пальцы нащупали тяжелую портьеру, закрывавшую оконный проем сверху донизу. Он попробовал отодвинуть ее, но она не подалась. Стал шарить в поисках шнурка, но тут скрипнули дверные петли, и из другой комнаты вышел вор.