– Анжелка куда-то уехала. Машины, глянь, нет… – подсказывают с лавочки сердобольные бабки.

Сбрасываю вызов, прячу руки в карманы черной олимпийки и, будто так и было задумано, ухожу.

Разгар июльского вечера, все спешат за город, к водоемам. Пожилые дачницы в трико, оставляя за собой шлейф из запахов костра, лука, укропа и петрушки, тащат на себе старые туристические рюкзаки. За руку гуляют влюбленные парочки, дети гоняют на роликах и велосипедах, в низком небе носятся стрижи – а я просто иду вперед, хотя идти мне некуда.

Где-то далеко моя солнечная Ви обустраивает новую комнату: ставит кровать по фэншуй, отодвигает стол от окна, срывает шторы, чтобы ничто не отгораживало от яркого света.

– Ох, Ви… Где же ты, Ви? – всхлипываю и набрасываю на голову капюшон.

Мысленно переношусь в другой часовой пояс – так я не заметила, как прошла пять трамвайных остановок, а теперь очнулась – сгущаются сумерки, с набережной тянет холодом и мутным запахом стоячей воды. Я в Кошатнике. Озираюсь по сторонам. Ноги гудят. Прижимаюсь грудью к мраморному ограждению, пытаюсь перевести дух, закрываю глаза. Открываю – и как на ладони вижу мой сонный город, сияющий огнями, нитями золотых бус. Завороженно разглядываю пейзаж, пытаюсь сохранить в памяти рифмы.

Сегодня в Кошатнике никого нет, только черный силуэт одинокого парня, точно так же застывшего над панорамой, кажется знакомым. Настолько знакомым, что я даже закашлялась.

Он оборачивается, хлопает ладонью по мрамору и смеется:

– О-ох, чтоб меня! Боевая подруга Таня! Какими судьбами ты здесь, Солнце?

Че направляется в мою сторону. В панике я делаю шаг назад, но вдруг на смену волнению приходят смирение и облегчение: даже если мы проведем вместе всего пару мгновений, хотя бы в эти минуты вынужденная ночь вне дома будет безопасной.

Улыбаюсь в ответ и снимаю капюшон:

– Гуляю. А ты?

– Тоже!

Че ловко подтягивается, садится на парапет. У меня закружилась голова: я до одури боюсь высоты. Мы молча смотрели на огромные ели вокруг площади. Я пыталась придумать, как продолжить разговор, но во рту пересохло, и голос пропал.

– Поздновато для прогулок, – непринужденно произносит Че, вырывая меня из трясины неуверенности, и снова сияет звездной улыбкой.

– Поздновато? – смеюсь. – Да ночь только начинается! – Он подозрительно покосился на меня, и я поспешно пустилась в оправдания: – Ты не так понял! Я не такая… я к тому, что впереди ночь, а мне идти некуда.

– Боже, какое офигительное совпадение! – пораженно восклицает Че, но в его тоне мне послышалась странная обреченность.

– Совпадение? Отчим тоже бросился на тебя с ножом? – спрашиваю, и слова тут же встают поперек горла: Че о моих проблемах знать совсем не обязательно. Кусаю губу и ищу слова для того, чтобы перевести сказанное в шутку, но Че все так же безмятежно отвечает:

– Нет, не с ножом. Мой предпочитает старый добрый солдатский ремень с пряжкой.

Шумят моторы машин, стрекочут сверчки, о чем-то шепчутся листья в кронах старых тополей, но и эти звуки не громче оглушившей меня тишины. Люди, которые живут в уютных квартирах с цветами на подоконниках, с идеальной жизнью, настоящей любовью, которые имеют крепкие семьи и летают высоко, почти у Солнца – Че ведь один из них. Так что за бред он несет?

– Меня ему уже не достать, но этот урод лупит близнецов, моих младших братьев. Им по восемь лет. – Че будто ведет репортаж с развлекательного мероприятия, и его манера держаться так расходится с содержанием рассказа, что становится страшно. – Мама не хочет ничего замечать. Не видит – значит проблемы нет. А я не выдержал, скрутил его и поставил фингал. Мать попросила не показываться дома. Я свалил, и вот теперь тут.