Другими словами он переходил к планам по торговле зерном, овощами, мясом, шкурами и кожей. Брался за это также с наукой, пылко. Быстро расширял горизонты, строил риги и холодильники, налаживал сбыт. На том коммерческий прилавок и ограничивался. Для закупки зерна нужен был оборотный капитал, для строительства складов-построек требовались инвестиции, а земля к тому времени оказалась уже заложенной в банке. Ипотека обслуживалась с трудом, и имение в ближайшие годы разорилось бы совсем, но тут неожиданно случилась революция, и усадьба вместе с помещиками приказала нам долго жить, а сама растворилась в тумане смутного времени, и даже камня на камне не оставалось от барского дома к 1920 году – тому самому году, в котором я обзавелся семьёй.

Да, я женился в 1920 году. Жену свою, Кузьмину Марию Кузьминичну, я привел хозяйкой в свой отдельный домик на краю деревни Ильина Гора. У меня уже была своя лошадь, плюс сбережения на покупку коровы, за мной числились три десятины земли, и еще очень большой участок на правах аренды мы обрабатывали сообща с чухонцем, с детьми моей матери и с их новыми чухонскими родственниками. Они-то мне и продали корову, овец, курей, и я зажил своим хозяйством молодо и весело.

Зачем я вам рассказал о маниловщине в голове своего отца, о его неслучившихся занятиях, о бесцельном времяпровождении, спросите вы меня? Сделал я это намеренно, для того чтобы обозначить уже в начале своего рассказа отсутствие точки опоры в сознании людей того времени. Они не при советской власти потеряли вкус к жизни – это случилось раньше. К началу 20 века у основной массы активного населения нашей страны были утрачены цели. Дух вожделения, влекущий индивида в драку за сбычу его желаний, покинул нас. Никто ничего делать уже тогда не хотел. Апатия. Образование – есть. Здоровье – есть. Инфраструктура: рынок, деньги, банки, биржи – всё есть. Но цели нет, инстинкт наживы испарился. Уже в то время моему отцу можно было бы задать этот пикантный вопрос: «Если Вы такой умный, то почему Вы не богатый?». И конечно, он ответил бы: «Потому, что меня много!». Меня много – это значит, что я не знаю, за что мне хвататься. И поэтому ни за что не хватаюсь. Всё знаю, всё умею, а сделать ничего не могу. Считаю эти дела ниже своего достоинства.

Да вот вам, пример: что я торговать не могу, что ли? Купил за пять рублей, продал за десять. Чего тут уметь-то. Но ведь я дворянин, поэтому торговать я не стану. Это дело холопское – рядиться за лишнюю копейку. Я в карты проигрываю без гримасы разочарования на лице, достойно держу себя, с юмором. На чай оставляю в буфете, и носильщику, и ямщику. Он мне: «Благодарствую, барин». А я в его сторону не смотрю. Чаевые для меня мелочь, пыль. Так как же я торговаться-то стану с откупщиком за три копейки, когда он видел как я, вылезая из экипажа, кучеру дал на чай гривенник?

И производить что-либо тоже не по мне. Тут же надо на всю жизнь посвятить себя какой-то одной параболе. С утра до вечера одной и той же функцией заниматься. Жуть. Только об этом и думать, только об этом читать, только этим интересоваться. Все собрались в залах: говорят о погодах, о музыке; типа, хризантемы в этих местах еще не зацвели. А я о своём – о солёных грибах или о мочёных яблоках. У меня втулки к паровому двигателю кончились, а выписать можно только из Германии – вот беда. Ребята, никто не знает, где можно втулки купить?

Также и в самоуправлении: дороги, овраги, леса, нерадивые подрядчики, меркантильные откупщики, бесстыжие стряпчие. Всё кончается взятками, склоками, отставкой или цугундером.