Как-то интуитивно легко давалось ему и изучение родного языка и литературы. Без особых трудностей учились стихи, герои книг оживали в его фантазии, и в самых волнующих сценах, если сюжет приобретал трагичное или динамичное течение, сердце начинало биться слишком часто. Английский вызвал странный интерес: и трудности, и необъяснимое влечение к чему-то новому, непонятному. Родион пытался найти похожие, созвучные слова в обоих языках. Так он сделал собственное открытие, что слова «дорога» и door1 состоят из похожих звуков и связаны значением как дверь – начало дороги. То же и со словами «вода» и water2, снег и snow3.
В пятнадцать он решил не продолжать учебу в школе и поступил в училище на рабочую специальность, хотел почувствовать себя взрослым. Выбора с училищем не было, оно одно было самым близким к дому. Родители не хотели, чтобы сын шел по их стопам, а занялся бы более практичным занятием. Но после года учебы, когда приходилось рубить зубилом, сверлить, строгать, крутить и тому подобное, он стал понимать, что выбор профессии был ошибочен.
В раннем детстве у Родиона было много баловства и свободы. Он гулял и баловался с друзьями, был весел и даже считался одним из главных весельчаков в своей детской компании, этакий беззаботный балагур. В училище же он почти полностью лишился друзей, много времени стал проводить в одиночестве. Часто гуляя так, один, он начал писать стихи. Сначала это были детские простенькие стишки, но по мере нарастания одиночества стали приобретать все более и более осмысленный и художественный характер.
Внешняя веселость сменялась грустью не только из-за осознания неверности выбора будущности, но и по другой причине. В группе, где учился Родион, было тридцать мальчишек его возраста. Тридцать молодых, разных парней, словно тридцать юных и глупых тигров в одной клетке. Некоторые были полностью самостоятельны и оторваны от семьи. Получив свободу, они понимали ее как возможность выказать себя и свою силушку. Объединившись в подобие банды, три-четыре юнца третировали всех, кто хоть чуть-чуть проявлял перед ними своеволие. Курение, пьянство, открытое пренебрежение к преподавателям вплоть до грубых оскорблений в их адрес, даже сексуальное приставание к молоденькой учительнице – вот каким смрадом наполнилась его жизнь. Не будучи привыкшим к подобному, он терпел до поры до времени, глубоко презирая в глубине души.
Небольшой отдушиной было его внезапно возникшее общение с женщиной, работавшей вахтером училища. Разговорившись как-то раз с нею по пустяшному поводу, он ежедневно стал останавливаться и о чем-нибудь говорить. Скоро он рассказал ей о том, что пробует писать стихи, и она попросила показать их. Записав стихи в тетрадь, он принес эти записи ей. На следующий день он явился на суд к своему первому читателю. «Мальчик, – сказала она ему, – ты видишь мир по-особенному». Эта оценка еще сильнее повлияла на его мнение о неверном выборе жизненного пути. Тогда родились у него такие строки:
Моя душа
В клети томится,
И, чуть дыша,
Как будто птица,
На волю вылететь стремится.
Душа моя,
Как пленник, в кандалах,
Печаль тая,
С улыбкой на губах
Блуждает в ненужных мне стенах.
Скоро он ушел из училища. Просто перестал приходить на занятия и все. Перед ним была вся жизнь и почти ничего – в кармане. Городок Энск был известен отсутствием свободной работы; лишь один завод, где работали в основном квалифицированные рабочие, несколько магазинов, кафе – вот, собственно, и весь выбор. Да к тому же времена тогда были сложные, безработица, многие просто уезжали из этого спокойного места целыми семьями, только чтобы где-то найти работу.