Когда во рту растает время, словно снег,
Когда за окнами белеет город,
Избитый образ ручкою в руке
Попросится на голос, ветром сорван.
Нет ничего дороже времени теперь,
И если б жизнь в нем не сгорала скоро
В развоплощённой чистой красоте,
Сегодня мне б себя уже не вспомнить.
Когда огонь питается огнем,
О вечности любви упоминанье
Напрасно – это сердце устает
И в страстных фразах снова отдыхает.
А вздор как бред: серьёзней нет потерь
Потери времени, но свежесть ветра
Весной все той же пахнет в январе;
Слов нет, и Муза кстати, суть отвергнув.
Как натянуть тугие паруса
Здоровью лёгкие на лодках ребер,
Прогнать простуду, глядя в небеса
С небрежно нарисованного моря.
Как хорошо бывает иногда
Забыть свой собственный вопрос, проснувшись,
Не получить ответа никогда,
Час потерять, чтоб два найти получше!
И сшила платье новое зима
Самой поэзии, пронзив восторгом
Скорбь тишины – и словно белый флаг
Подол метелицей взметнул весь город.
Когда во рту растает время, словно снег,
Такое неурочное для танцев
И для прогулок, будет на столе
Бумага таять на закате ясном.
Маросейка
Ангелы всю рыбу съели,
Опустясь на Маросейку.
«Что творите, Божье семя?»
«Не могли найти лазейку.»
Ангелы в пейзаж попали
Этим Рождеством пропащим,
И с деревьев иней стаял,
Неба рыба стала слаще.
К вечеру в снегу, что душу
Лечит, грусть превозмогая,
Ангелы на крышах глушат,
Рыбу Маросейки жарят.
Невысокие домишки,
Шум от транспорта звенящий,
Остры выступы на крышах
Маросейки настоящей.
Чем темнее – тем светлее,
На деревьях снова иней,
Красота снегов белеет
На пейзаже дерзких линий.
Кино
Из зеркала шкафа – твое отраженье,−
Немного ты ранена вихрем времён,
Обманной и сладкой любви пораженье
Тебе никогда, милый друг, не соврёт.
На гвоздь ты повесишь красивую шляпу,
В тулью вставишь свечку, и свечка сгорит,
От времени шкаф деревянный обшарпан,
Чудесный тебе открывается вид.
Утюг заплясал по вечернему платью,
А ты выливаешь чернила на стол.
Я время своё на тебя не потратил,
О чём сожалею, упёршись в футбол.
И движется в зеркале наша картина,
И многое скажет старинный предмет.
Взгляни: там в углу запылился ботинок,
А пары ему в этом доме и нет.
Натура
Ходят парами и пожилые супруги,
И погода как будто для них,
И Земля уж не вертится диском на круге,
И открыты дороги мои.
Снова снег прикрывает черту горизонта,
Тишину окружит ход машин.
Открывайте же линию честного фронта,
Чтоб огонь белый снег порешил.
Вот диптих, окровавленный страстью апреля,−
Не ложитесь, супруги, в гробы.
Там, на кладбище страшно спокойно, и млеет
Жизнь сама, и тропинки мокры.
И на выезде…
Моя зрелость безликая дремлет поодаль,−
Запечатать в конверт средоточие черт,
Когда выйдет из зеркала каменный Гоголь,
Не захочется мне, но разломан мольберт.
В эту лунную ночь я прошу реализма,−
«Будь здоров», − мне сказали и отняли срок.
В сизом дыме не жаждал я ваших стриптизов,−
Кровь печатает несколько раненых строф.
И заткнёт ли мне рот власть солёного моря,−
Я не в поезде ехал – летел под откос,
Но мне скучно от раненых этих историй,−
Я прошу только несколько выгнутых роз.
Терпкий запах диктует материи зрелость,
Но разбудит меня только поезда свист,
Только летней травы пережжённая прелесть,
И танцовщицы спляшут на выезде твист.
В двух мирах
Для себя ли, будучи богатыми,
Милостыню нищим подаём?
В двух мирах, заслушавшись сонатами,
Мы живём и жизнь не сознаём.
Для себя ль поступок «необдуманный»
Совершаем мы, иль просто страсть
Движет нами милыми, беспутными,
Чтоб мы, дети, наигрались всласть?
Мы похожи друг на друга. Всё-таки
Мы оригинальны, чтоб лучи
Грели нас с небес, и мимолетными
Жестами бравируем, кричим.
Отразившись в солнышке веснусчатом,