Этажность в Цюрихе была немецкой – первый у нас этаж, это у них нулевой. Поднялись на пятый этаж, Мейер указал пальцем выше. Дверь была белой, с медным глазком.

Они пришли в дом на набережной Шанценграбен глубокой ночью, пешком. Город был совершенно пустой и ни одного полицейского/жандарма. Нет, один прохаживался вдоль причала, потом скрылся вдали. Леонард сказал, что вернется он лишь через час.

Квартира была не заперта, что не удивило Мейера. По его словам двери в Цюрихе запирают лишь для одного – чтобы они не открывались от ветра или сквозняка.

Для ночной вылазки полковник приобрел карманный немецкий фонарик «Daimon». Квартира, состоящая из двух маленьких смежных комнат, была узкой, захламленной. Повсюду вещи, коробки, пустые бутылки. На стенах красные пятна и полосы. Поднес фонарик. Ему ли не знать что это. Кровь. Значит, Яхновского убили здесь, на квартире, а потом оттащили ночью к реке, сбросили в воду, где его и обнаружил кюре Августин.

На письменном столе с открытыми ящиками, под лампой с зеленым абажуром – сложенный вчетверо лист бумаги. Неужели предсмертное письмо?

Однако на листе были только буквы и напротив них цифры, некоторые с тремя нулями. Что это могло значить, полковнику контрразведки стало ясно после того, как в столе он нашел несколько колод распечатанных и еще нетронутых колод карт.

Несколько карт: десятка треф, бубновая дама, туз червей валялись у дивана. Там же скомканный лист, край которого был в запекшейся крови.

–Тихо, кажется, дверь наверху хлопнула,– предупредил Мейер.

Полковник машинально сунул скомканный лист в карман.

Пора было уходить. И так стало ясно, что Казимир пристрастился к картам. Возможно, не только. Странно, раньше Бабочкин склонности Яхновского к азартным играм не замечал. Более того, Казимир не раз говорил, что презирает игроков, подсевших на карты или рулетку, они словно наркоманы, запавшие на марафет, пропащие люди.

И что теперь делать, продолжать блефовать, с чего и начал, порушив все планы чиновника Кошкина? С Мартовым непременно нужно встретиться, это даже не обсуждается, рассуждал полковник. Не исключено, главному меньшевику каким-то образом стало известно о настоящей цели поездки Солиста в Цюрих. Иначе не прислал бы он к нему очаровательную и прозорливую Артемиду – Софью. Возможно, кто-то из штаба фронта передал сведения о плане дезинформации Верховного командования эмигрантам-социалистам. Только ли одному Мартову передал? Ленин, говорят, каждый день в немецкое посольство бегает. Он бОльший заинтересант в «свинье», чем Мартов. Почему же Кошкин тогда выбрал именно меньшевика?

Ладно, встреча с Юлием Осиповичем многое прояснит.

–Да, карты, вероятно, подвели Казимира,– сказал Солист. – На листе – не иначе его долги.

Полковник показал бумагу с буквами и цифрами. Мартов на нее взглянул лишь мельком.

–Не удивленны, что я посетил жилище покойного Казимира Львовича? – спросил Бабочкин.

–Ничуть. Вы же господа контрразведчики, чрезвычайно любопытны. А тут ваш друг умер.

–Коллега. Друзьями мы с Казимиром никогда не были, хотя иногда вместе и делали забеги по злачным местам.

–Да, молодо-зелено. Были времена… Почему не интересуетесь, откуда мне известно о вашем посещении жилища Яхновского?

–Зачем спрашивать очевидное. Леонард Мейер.

–Он. Хороший парень, наш человек, племенник швейцарского социал-демократа Курта Лемке.

–Но я же сам сел в его такси.

Мартов махнул рукой.

–Думаете, только ваша военная контрразведка на что-то способна? У нас тут своя служба безопасности неплохая. – Он кивнул на двух филеров, топтавшихся за окном. – Леонард стоял у выхода с вокзала, такой молодой, улыбающийся, сразу привлек ваше внимание. К тому же мои люди подстраховывали, другие шоферы вас бы не посадили к себе.