Когда боковой ветер был побеждён, и верный ракурс нашёлся, двигатель предательски зачихал и потерял тягу.
– Твою мать, – неумело выругался Виссарион Григорьевич. Он потянул штурвал, стараясь увести машину в направлении белоснежных бастионов МКАДа.
«Безнадёжно! Всё теперь безнадёжно».
Машина постепенно, но неудержимо теряла высоту, Виссарион Гроигорьевич с тревогой заметил, как полуголые обезьяны с копьями бросились по его следу. Безо всякой надежды, скорее исполняя регламент, подал сигнал бедствия: никто не успеет его спасти, так что примет он смерть страшную, лютую.
«Но мы ещё поборемся!» – отчаяние придало сил. В конце-концов, на поясе висел шестизарядный Магнум, один вид которого пугал даже своего владельца, а потом, имелась теоретическая возможность спрятаться в лесу до прилёта Гвардии.
Приматы чуть отстали, так что удалось без помех посадить свою издыхающую стрекозу на берегу какой-то лужи. Не теряя времени, Виссарион, выхватил пистолет, бросился напролом сквозь кусты. Сразу началось болотце. Он уже преодолел его, когда на последней кочке поскользнулся, взмахнул руками, и с головой погрузился в стоячую воду, подняв со дна тучи ила. Сразу вскочил, по колено в мути, ахнул: пистолета в руке не было. «Теперь точно всё», – как будто мир зависел от шести выстрелов Магнума.
Сзади и сбоку послышался звук погони: хруст веток, улюлюканье, хриплые крики. Его загоняли как дичь, как зайца.
Виссарион много упражнялся на беговой дорожке в кондоминимуме. Минимум трижды в неделю он пробегал километров семь для поддержания формы в рыхлом теле офисного червя. В лесу этой формы оказалось недостаточно. Серебристые сапожки проваливались в мох, цеплялись за узловатые коряги. Виссарион Григорьевич несколько раз упал. Вскарабкавшись на почти голый пригорок, он увидел, что со всех сторон окружён толпой дикарей. Их было не меньше сотни, разрисованные лица дышали злобой и презрением, руки сжимали короткие деревянные копья с железными наконечниками, тела прикрыты разномастным тряпьём. В отчаянии Виссарион забрался на бетонный блок, торчавший из вершины. Он стал прекрасно заметен со всех сторон, особенно с неба, но под серыми низкими облаками не летали даже птицы. Вечность смотрела на него только глазами дикарей. Виссарион Григорьевич тихонько застонал, пошарил по карманам. Бесполезный телефон, связка ключей, гладкий кирпичик старинной зажигалки…. В душе шевельнулась надежда. Однажды в забытом всеми спектакле он слышал….
– Стойте, свободные охотники Великого Леса! – звонко и повелительно крикнул он, ужасаясь идиотизму происходящего. Подумалось: «Уж лучше бы возопил «Погибаю, но не сдаюсь», но вслух продолжил:
– Я послан людьми Неба, чтобы подарить вам пламя!
В наступившей тишине он вскинул руку, звякнул крышкой золотой «Зиппо», крутанул твёрдое колёсико. Антикварная штучка не подвела, в руке затрепетал огонёк. Торжествующим взглядом Виссарион Григорьевич окинул дикарей, ожидая увидеть изумление. И тут раздался резкий, дребезжащий телефонный звонок. Огромный детина напротив поднёс к уху телефон, буркнул в него негромко, но отчётливо:
– Да, Нестор. Загнали. Он нам тут фокусы показывает. Сейчас попробуем, какая у этого мусорного факира на вкус печень. Предыдущий горчил.
Виссарион Григорьевич даже удивиться не успел. В лоб вонзился рыжий ободранный диск, вроде гайки с дырками внутри, пущенный умелой рукой. Почему-то звякнуло.
Видно, я здорово приложилась о панель. Машину тряхнуло. Потёрла лоб, на пальцах осталась кровь.
– Прости, заяц проскочил, – просипел водила.
– Какой заяц?! Не дрова везёшь!