Абхазия, Чечня, и вот Украина.

Наталия Шипилова:

– Я даже не думала, что его призовут. Объявляли же: до 35 лет сержантский состав. А ему 39 было. Видимо, не хватало… Такие вот дела у нас: был сын единственный и больше никого.

– Ведь были отказники.

– Были, конечно. Комиссия работала. Но Сашка – нет, он бы никогда… Я же вам сказала, он на меня так глянул, что во мне все сжалось. «Сиди, мам, дома…»

Мол, не ходи в военкомат.

– А о тех, кто на Украине, он переживал?

– Вы знаете, у нас ведь там родственники. В Запорожье его троюродные братья живут. Мы уже не виделись с ними лет двадцать. И он: «Мам, представляешь, меня ведь за душу берет – на той стороне могут быть они…»

И у кого-то так и случается.

Шипилова:

– Он: «От них никаких весточек. И я же могу их не узнать, и они меня не узнают». Ну а что я могла ему сказать? Я говорю: «Саш, а кто их знает, какими они стали. Как они к нам относятся, твои родственники?» Есть же такие примеры. Сами русские, а кричат, что не понять, кто они… Вот это его напрягало. Он переживал. А то, что фашисты, нацисты, он мне сразу сказал: «Мам, зайдешь в их окопы, – они же освобождали, – Гитлер, свастика. Везде пособие, как русских убивать. Ну чистые фашисты, только вот не с немцами воюем, а с Украиной». Ну везде, в какой бы блиндаж ни зашел, везде символика фашистская. Не понять, какая у них вера, каким богам поклоняются. Но свастика везде.

– Награды?

– За Чечню благодарности… А за Украину – орден Мужества…

– Одним словом – мировой парень…

Я часто ездил в Лозовое, где находилось дорогое мне предприятие «Рассвет», и директор его Агибалов Сергей Викторович мне сказал: «А есть еще ребята, которые погибли в СВО». И вот я снова на берегу Дона в Верхнем Мамоне, остановился около памятника, где дождался местного заместителя главы администрации.

Он отвел меня к соседнему дому: «Там поговорите с мамой рядового Митянского Ольгой Викторовной». При входе во двор на меня загавкала собака, но почему-то быстро успокоилась, и на веранде меня встретила невысокая женщина со скорбным лицом, что я даже подумал: может, грешу, что вторгаюсь в чужую жизнь. Но меня задержало: я хочу сохранить память о ее сыне. И вот мы устроились на кухне за столиком.

– Ольга Викторовна, жизнь вот так повернулась. Все мы понимаем, что государство в долгу и все мы в долгу. И комментарии излишни… У вас сын, – хотел сказать «был», но не смог выговорить это слово и произнес: – Алексей.

– Да, да…

– А когда он родился?

– В 1979 году в январе. 10 января. У меня с ним на два дня разница, я родилась 12-го.

– Он родился где?

– В Донецкой области. В Снежном…

– И вы жили там…

– В 1978 году я приехала туда, с отцом Леши быстро поженились, в 1979 году я его там родила. Сыну было года три, мы расстались. Я ушла, сама сына растила. В Снежном прожила по 1984 год.

– Всякое в жизни бывает…

– Мне комнату дали от завода. Едешь из города, и Саур-Могила.

– Саур-Могила? – вырвалось из меня. – Там же были бои…

– Да, были. Но при Советском Союзе там тихо-спокойно… Туда всегда много ездили. Жили мы нормально. Снабжение хорошее. Работа рядом. Тяжело, конечно, на кирпичном заводе работала. На выгрузке, на каре. В горячем цеху…

Передо мной сидела труженица. На плечах таких женщин держалась и поныне держится моя страна.

Ольга Викторовна:

– Леша в садик ходил, ему скоро в школу идти. Я работала, а выходной только в воскресенье. Когда могла, я забирала его, если что – он в садике оставался на круглые сутки. Потом прихожу, забираю. Когда во вторую смену, отводила. Ну, а так получилось, что в школу ему идти, а у меня работа по сменам. Некуда девать. Ну и я решила уехать – я сама родом из Воронежской области. Село Липчанка Богучарского района. Ну, туда приехала – сказала: – Что вы про меня и про меня?