– Я читала, что на съемочной площадке «Как я провел этим летом» там же, на Чукотке, вы учили коллег, как себя вести при встрече с белым медведем.

– Ну-у, я не учил, я просто делился воспоминаниями и тем, что мне рассказывал отец. А как-то вести себя с ним… Веди-не веди, спрятаться от него негде. Вы для него вкусный обед. Или ужин, как придется. Ну, если только он не передумает.

– Что, никакого спасения? А прикинуться мертвым или громко закричать? С бурым медведем, вроде, работает.

– (Смеется.) Нет, никому неизвестно, что лучше делать при встрече с белым медведем. Он же самый блестящий хищник! Лучше не встречаться с ним – вот единственный совет.

– Что самое тяжелое и непривычное для человека с материка на Чукотке?

– Там холодно, и привыкнуть к этому невозможно, кто бы что ни говорил. Все равно организм отмораживается. Холодно, все время холодно. И всего только два времени суток: зимой – ночь, летом – день. А вот вечер-утро – этого там не очень много. Зато зимой, ночью, северное сияние прекрасное. И когда все время ночь, то смотри-обсмотрись. Круглыми сутками.

– А вы чувствуете, что Чукотка на вас повлияла? Ну, ведь не самое обычное детство.

– Мне кажется, я себя чувствовал немножко в привилегированном положении относительно материковых людей. Те, кто жил тогда на Чукотке, они были как будто избранные, не каждый туда попадал по работе, не каждый там проводил свое детство. Поэтому я себя чувствовал, как бы сказать… на голову выше остальных ребят.

Во-вторых, конечно, на Чукотке все – настоящие люди. Друзья моего отца – геологи, летчики, водители… Но в то же время были и одиночки-золотоискатели – люди, сбившиеся с пути. Их называли бичи. Но они тоже были настоящие. Это люди, которые не смогли уехать на материк и выживали странным образом. Но вообще все, что там происходило, было достаточно серьезно.

– Одноклассники уже на материке часто расспрашивали вас о Чукотке?

– Да нет, в то время было много других интересных вещей, которые нас, детей, занимали куда больше. Это было просто внутреннее такое понимание: как будто ты уже знаешь жизнь не понаслышке, а они все еще малыши.

– Вы еще и три года отслужили на Северном флоте. Как назывался ваш корабль? И чем вы там занимались?

– Эсминец «Московский комсомолец». Я был секретчиком.

– А что на флоте было самым трудным?

– Срок службы. Три этих длинных года.

– Вы сами решили пойти на флот?

– Нет, в моем случае все решило прекрасное здоровье. Забрали туда, вот и все.

– Ваше сегодняшнее место силы – старейший театр страны, вы худрук Российского академического театра имени Федора Волкова в Ярославле. Он работает, страшно сказать, с 1750 года. Если бы речь шла о храме, то сказали бы «место настолько намоленное»… А о театре, интересно, как говорят в таком случае?

– Нахоженное, наверное. Мы в этом году открыли 272-й сезон, это, конечно, о многом говорит. Серьезная дата, ответственная. Вы себе представляете? 272-й сезон! США только через 26 лет появились как государство.

– Невероятно, конечно.

– А родился театр благодаря энергии Федора Григорьевича Волкова, который совершенно неожиданно в этом месте… Хотя нет, ожидаемо – до этого Димитрий Ростовский из Ростова Великого закончил здесь писать «Книгу жития святых», по его пьесам играл театр семинарии. Так что вся эта территория готовила некий общественный институт в виде театра.

Волков был светоч нашей культуры, он до конца еще не осознан. Мы сейчас выпустили о нем книгу-исследование, она есть у нас на сайте, если кому интересно. Его театр был событием, и при этом он приносил хорошую прибыль. На один только спектакль приходили до тысячи зрителей. Представьте себе! Это не любительское какое-то действо на 20—30 человек.