Капель в землю падет…

– Вишь ты, государыня, – сказал лекарь. – Теплый он – Максим Максимович, ровно как живой. А в грудях дыхания словно нет. Будто как померши.

Анна Ефимовна закусила губу, Марица Михайловна всхлипнула и заголосила:

– Помер сыночек мой рожоный, Чуяло сердце мое беду неминучую. Еще как вечор Агашку посошком учить почала, надломился посошок мой. Я тотчас угадала: ох, не к добру то. А вот и сломился дубок молодой, сыночек мой рожоный.

– Полно те причитать, матушка, – сказала Анна Ефимовна, – и без того тошно. Неужли помоги никакой сделать нельзя – обратилась она к лекарю.

– Ты погоди, матушка Анна Ефимовна, – сказал он, – может, и не помер Максим Максимыч, помроки лишь нашли. Вот я ему тотчас кровь жильную отворю, чтобы крови продух дать. А то у его кровь садиться начала. А там винным духом его натру. Может, он и опамятуется. Пущай лежит. Я тотчас нож вострый принесу и снадобье тож.

Лекарь потер себе живот, придержал кафтан и шаром выкатился из горницы.

– Вишь, матушка, может, и не помер Максим, – сказала Анна Ефимовна свекрови.

– Как не помер, – сказала старуха сердито. – Вишь, лежит, не шелохнется. Нехристь – лекарь твой. Покойника резать надумал. Фомушка, чай, правду видит.

А Фомушке надоело глядеть в окно. Он подобрался к Максиму Максимовичу, наклонился над ним и глубоко засунул перышко в нос Максиму Максимовичу.

Вдруг Максим Максимович встрепенулся весь, громко чихнул и открыл глаза, а Фомушка с испугом отскочил.

Девки зашевелились и заохали.

– Ахти, святители, очнулся! – вскричала Марица Михайловна. Вишь, не лекарь твой помог, а Фомушка.

Анна Ефимовна быстро подошла к мужу.

– Анница, – заговорил он слабым голосом. – Отколь ты?

Анна Ефимовна усмехнулась.

– Гадаешь, на Перми ты? Назад воротился.

Максим Максимович попытался подняться и опять упал на лавку.

– Ох! – вскрикнул он. Жеребец-то! Аль взад прискакал?

– Лежи уж, коль на коне не усидел. Хозяин! Лекарь кровь отворять тотчас будет, – сказала Анна Ефимовна.

– Бежи за настоятелем, Феона, – сказала Марица Михайловна, – пущай тотчас идет, поколь опамятовался Максимушка. А то без покаяния сынок помрет.

Фомушка запрыгал на одной ноге, приговаривая:

– Да уйми ты, матушка, дурака своего, – сказала с досадой Анна Ефимовна, и чего ты пугаешь Максима. Очнулся, так, бог даст, не помрет.

– Уж без тебя с сыном и молвить не сумею. Пойдем ин, Фомушка. Не хотят нас, не надобно. Спокаются посля.

Марица Михайловна сердито повернулась к двери, Феония и Агаша подхватили ее под руки. Фомушка скакал за ней и выкрикивал:

Девки сенные шли сзади, толкая друг друга и пересмеиваясь.

Анна быстро вышла в сени и отворила наружную дверь. На крыльца стоял Иван Максимович, а по двору бегали холопы с коробьями от ворот к амбарам.

Анна Ефимовна всплеснула руками.

– Иван! – вскричала она, перешагнув порог. – Чего велишь разгружать струги[4]. Полегче Максиму. Даст бог, встанет, поедет, как раз на Каме их захватит.

– Встанет! Поедет! – повторил Иван – Погодь, покуда встанет. Не больно прыток хозяин-то твой!

– Лекарь говорит, здоров будет Максим, – сказала Анна.

– Ну, будет здоров, так ладно. Чего зря товар посылать? Вишь, не терпится тебе. Аль наскучил муженек? И то ему б краше монахом быть, книги честь, аль иконы писать. Ты б ему поговорила, Анна. А? Заперла мужа, и гуляй себе в волюшку! – Иван захохотал.

Анна с сердцем отвернулась от него.

– Чего мелешь, и сам не ведаешь, – сказала она. – Не хошь, видно, на Пермь-то пускать?