За неделю, пока Валерия отсыпалась, я кое-что разузнал о ее истории. То, что не лежало на поверхности и о чем не трубили из каждого утюга. Весь последний месяц имя Александра Гарина не сходило с первых полос, им начинались все выпуски новостей и даже в те редкие моменты, когда я заглядывал в социальные сети - он тоже был там. На него повесили все, что только можно, даже такую нелепость, как обвинения в педофилии и сексуальных домогательствах. Никто даже не пытался скрыть откровенную «заказуху», что в мире больших денег не такая уж и редкость: пока ты на вершине - тебя боготворят и боятся, но стоит упасть - и шакалье с радостью порвет тебя на куски.
Гарин, обвиненный во всех смертных грехах, повесился в камере.
Его жена, мать Валерии, узнав об этом, скоропалительно скончалась от инсульта.
Их имущество арестовали, счета заблокировали, а саму Валерию просто вышвырнули из дому.
Если верить последней новости о полной конфискации имущества, это случилось две недели назад. Тепличная девочка, неприспособленная к жизни простых смертных, лишенная денег и крыши над головой, целых две недели каким-то образом выживала в неестественной среде обитания, и это призрачно намекало на то, что за всеми ее необъятными телесами и жировыми складками все-таки может скрываться стальной стержень. Но его поиски, как и все остальные планы, я отложил на потом.
— Я выгляжу в этом нелепо, - первое, что говорит Валерия, когда ее, как марионетку, выводят из-за ширмы и ставят передо мной.
Она и правда двигается как кукла, у которой заклинило половину суставов, и от каждого прикосновения к себе съеживается, как улитка.
— Может, хватит ее трогать? - позволяю себе на полтона повысить голос, и девицы хором отступают. - Отлично, а теперь оставьте нас наедине.
Краем глаза замечаю, что Юля уже успела нацепить на дверь табличку «перерыв». Она прекрасно знает мою больную привычку быть в центре внимания, хотя в последнее время я перестал с ней сражаться. Намного проще быть гвоздем программы, когда у тебя солидный счет в банке.
— Ну и в чем проблема? - Откладываю телефон и разглядываю Валерию с ног до головы.
Она одета в прямые брюки и пуловер, из-под которого выглядывает полумесяц края рубашки. Все в сдержанных тонах, без кричащих логотипов. На мой вкус - то, что нужно, но у Валерии определенно вагон и тележка аргументов, почему хорошая дорогая одежда делает ее «нелепой». На тех фото, что я нашел в сети, она в основном была одета в длинные бесформенные платья или костюмы без признаков силуэта. Иногда выгуливала и короткие платья с объемными юбками - вот уж в чем действительно выглядела смешно. И буквально каждый образ делал ее смешной, хотя некоторые ее наряды были из коллекций дорогих мировых брендов.
— Это одежда для взрослой женщины, - сглатывая напряжение, говорит Валерия, и предпринимает слабую попытку оправить штанину. Зачем - не понятно, потому что каждый предмет гардероба сидит на ней идеально. Ну, насколько вообще может быть «идеально» в ее случае.
— Это одежда для стильной молодой женщины, - мой контраргумент. - Для худой сильной молодой женщины.
Она тут же поджимает губы, но ее отчаяние выдает сморщенный трясущийся подбородок.
— Какой у тебя вес? - На мой взгляд, у нее около тридцати лишних килограмм. Понятия не имею, что заставило двадцатилетнюю девчонку запустить себя до такого состояния, но она должна быть веской.
— Могу я переодеться?
— Попытки игнорировать неудобную правду тебе не помогут, - отбриваю ее попытку слиться.
— Я имею право не отвечать на… - Она сглатывает.
— Какой у тебя вес? - повторяю свой вопрос слово в слово. Обычно, когда я так делаю, людям хватает ума понять, что до третьего раза лучше не доводить.